По воле Посейдона - [19]

Диоклей улыбнулся.

— Ну, гребцы, может, и заржавели немного за зиму, — сказал он, не переставая ударять колотушкой по бронзовому квадрату, — но ты, шкипер, прекрасно помнишь, как выправить курс судна, когда оно начинает чуток покачиваться и подпрыгивать.

— Это точно, — ответил Менедем, который проделал все необходимое совершенно машинально.

Он почесал подбородок, потом бросил веселый взгляд на Соклея: борода двоюродного брата, наверное, очень помогала ему в тех случаях, когда требовалось погрузиться в размышления.

— Я оставлю на веслах всех гребцов, пока мы не обогнем мыс. А потом, если ветер продержится, поднимем парус и дадим поработать ветру.

Келевст кивнул.

— Это было бы неплохо.

Диоклей помедлил, потом спросил:

— Но все-таки ты хочешь хорошенько помуштровать гребцов в пути, так? Если нам придется драться, тренировка лишней не будет. Она никогда не бывает лишней.

— Конечно, — кинул Менедем. — Это само собой. Но давай дадим себе пару деньков, чтобы стряхнуть паутину с ушей и втереть масло в свежие волдыри. У нас еще будет время попрактиковаться и в гребле на скорость, и в использовании тарана — поверь мне, будет.

— Годится, — ответил начальник гребцов. — Я просто хотел удостовериться, шкипер, что именно это у тебя на уме. Думаю, у нас будет очень неплохая команда, как только мы притремся друг к другу. Многие наши гребцы работали раньше на триерах или даже сидели по четыре или пять человек на весле. А поверь мне: нет лучше тех гребцов, что послужили в военном флоте.

И тут, как будто подавая реплику в комической пьесе, Аристид закричал со своего поста:

— Триера по правому борту, капитан!

Менедем заслонил ладонью глаза от солнца. То же самое сделали Соклей и Диоклей, но капитан увидел судно первым.

— Она самая, — сказал он, указывая на триеру.

Вдвое длинней «Афродиты», но почти такой же ширины, она скользила под парусом на юго-восток, гребцы на веслах отдыхали. Когда стройная смертоносная триера приблизилась, Менедем разглядел красную родосскую розу на белом льняном парусе.

— Патруль, выслеживающий пиратов, — заметил Соклей.

— Ага, — согласился Менедем. — Если от пентеконтора или гемолии можно уйти, против триеры у «Афродиты» даже меньше шансов, чем против пиратского судна. Но есть и обратная сторона монеты: в наши дни никто бы не захотел вместо триеры схватиться с более крупным военным судном.

— Во имя потрясателя земли Посейдона, надеюсь, такого не случится, — сказал Диоклей. — Любой корабль, на котором четыре и больше рядов гребцов, имеет еще больше брусьев у ватерлинии, чтобы сделать сокрушительней удар тараном, а на палубах таких судов кишмя кишат матросы. Не хотел бы я сразиться с такой огромной старой злой черепахой со шпорами на лапах, как эта триера, и не знаю никого, кто бы подобного захотел.

— Когда мы, эллины, воевали с персами… И даже когда Афины воевали со Спартой меньше сотни лет назад, все военные корабли были триерами, — объяснил Соклей. — Никто тогда и не подозревал, что можно построить судно еще больших размеров.

— Когда ахейцы отправились в поход на Трою, все они шли на пентеконторах, — ответил ему Менедем. — Никто тогда даже не знал, как строить триеры.

Он засмеялся, увидев, как растерялся Соклей, которому на это нечего было возразить.

— Можешь и дальше продолжать изучать своих модных историков, — ухмыльнулся Менедем. — А я предпочитаю доброго старого Гомера.

— И я тоже, — вставил Диоклей, хотя Менедем сомневался, что келевст умеет читать и писать.

Однако каждый, грамотный или безграмотный, человек слышал «Илиаду» и «Одиссею» бессчетное число раз.

Со своим обычным упрямством Соклей покачал головой.

— С Гомера стоит начинать, с этим я вполне согласен. Но на нем не следует останавливаться.

В другое время — за ужином, скажем, или на симпосии, когда его двоюродный брат, будучи симпосиархом, провозглашал умеренность в питье, — Менедем с удовольствием бы с ним поспорил. Но не сейчас. «Афродита» бежала по морю, и то было ее первое плавание в этом году. Она уже прошла мимо самого северного мыса Родоса.

Глядя на юг, Менедем видел маленькую западную гавань Родоса.

— Спустить парус! — крикнул он, и моряки торопливо выполнили команду.

Парус спустили с грота-рея, и холст трепетал до тех пор, пока ветер не подхватил и не наполнил его. Как любой парус, этот был сделан из продолговатых кусков материи, сшитых вместе; светлые горизонтальные полосы и вертикальные гитовы делали его похожим на игральную доску.

Прежде чем Менедем успел отдать соответствующий приказ, люди повернули огромный квадратный парус, чтобы выжать все возможное из северного ветра. Они подобрали гитовы с подветренной части паруса, дабы оставить только точно выверенную площадь.

— Хорошо справились, — сказал Соклей.

— Диоклей прав, — отозвался Менедем. — Эти ребята знают, что делать, потому что делали это раньше. «Афродита» не такая большая, как триера, не говоря уж о судах с четырьмя или пятью рядами гребцов, а тем более об этих новых судах, которые строятся повсюду, — там на банке сидят по шесть-семь человек… Но здесь все нужно делать так же, как делается на больших судах. И парус есть парус, не важно, какого типа у тебя корабль. Единственная разница между «Афродитой» и настоящим военным судном в том, что при наших размерах мы не нуждаемся в фоке.