По воле Петра Великого - [5]

Ничего не отвечая, Юсупов только с укоризной покачал головой, сам отпил немного вина и, с поклоном подавая чарку царевичу, сказал:

   — По старому обычаю... Отведавши, прошу милости испить, государь мой, ваше высочество.

   — Не стану я! — совсем резко оттолкнув чарку, грубо бросил Алексей и, отвернувшись к Головкину, что-то стал ему шептать на ухо.

И эту обиду проглотил родовитый вельможа, сильнее только закусил губы и, забрав свою сулею, вернулся с нею на место.

Как раз в это время Минна, неся шесть полных кружек, появилась в этой комнате, шуткой отделалась от молодого князька Юрия Трубецкого, пристававшего к ней, и, вся красная, улыбающаяся, появилась в последней угловой комнате.

Тут-то и позвал её Каниц, давно уже жадными глазами следивший за соблазнительной красоткой.

Четыре кружки она поставила на места и с двумя остановилась около земляка, который показался ей, очевидно, привлекательнее всех остальных.

Когда Каниц привлёк Минну за талию, она, освободи одну руку от кружки, кое-как запахнула корсаж и, глядя прямо в голубые, довольно выразительные глаза молодого офицера, слегка прислонилась к его кудрявой голове своей горячей, трепещущей грудью.

   — Давно вы приехали в Московию, Минна? — переспросил её юноша. И голос у него вдруг сорвался и зазвенел, как будто лёгкое прикосновение этого молодого, красивого тела опьянило Каница больше, чем всё вино, выпитое до сих пор.

Волнение Каница мгновенно передалось девушке.

Не отвечая на тот вопрос, который он ей задал словами, а повинуясь немому моленью, беззвучному призыву, Минна нагнулась, крепко прижалась горячими губами к сразу пересохшим губам юноши, затем поднесла последнюю кружку, оставшуюся у ней в руке, ко рту, отпила, молча дала отпить Каницу. А другой рукой, обняв кудрявую голову, сильно прижала её к своей груди и сделала движение, словно желая увести его куда-то за собой.

Каниц мгновенно вскочил и пошёл к дверям.

Двинулась было за ним и девушка.

   — Минна! Что же меня ты совсем позабыла, красавица?.. — вдруг прозвучал громкий оклик капитана. — Или к молодым больше тянет? А здесь — стаканы пустые... Похлопочи, девушка. А тогда уж пойдёшь с молодыми фертиками по углам шептаться... Ха-ха...

Девушка невольно слегка вздрогнула, остановилась и, быстро, с тревогой поглядев на Каница, уже готового перешагнуть порог, двинулась в дальний угол комнаты, откуда властно призывал её одиноко теперь сидевший царь.

Почти половина стола в этом углу опустела. Кто за поздним временем отпросился у капитана и совсем ушёл, чтобы завтра встать пораньше и приняться за дела. Другие — сгруппировались за вторым, небольшим столом, где граф Строганов проигрывал огромные ставки в ландскнехт.

Оставшись один, капитан потускнелым взором блуждал от лица к лицу, от фигуры к фигуре и с особенным удовольствием любовался молодой красоткой, без устали продолжавшей услуживать гостям.

Когда же Каниц остановил её и они стали пить из одной кружки, гримаса досады так и передёрнула лицо гиганта.

Когда Минна подошла и хотела взять его пустую кружку, он так же, как за несколько мгновений назад Капиц, обхватил стан девушки, притянул её совсем к себе на колени и, ничуть никого не стесняясь, стал целовать её прямо в губы.

   — Не спеши... Я и подождать могу... Вот как ты устала... Лицо красное, глаза горят... Отдохни немного... — на своём смешном, немецко-голландском языке стал ласково уговаривать капитан.

Она сначала осторожно, молча, хотя и настойчиво старалась высвободиться из железных рук великана-гостя. Но видя, что все попытки напрасны, заметив, что брови его уже начали сдвигаться и хмуриться, девушка подчинилась ласке с покорностью овцы и с застывшей, деланной улыбкой ремесленницы.

И только избегая взора Каница, который сейчас же вернулся, сел за дальний стол и теперь горящими глазами смотрел на неё, Минна отвернулась к стене, почти совсем уткнувшись лицом в плечо капитану; из-за высокого стола видны были только по грудь эти оба мощные торса, близко слившиеся друг с другом.

Бледнея и краснея попеременно, юноша глядел на сцену, переходящую за грань самых вольных шуток.

Гиганта раздражал этот немой укор. Но хмель и близость Минны заставляли на время забыть и пренебречь всем остальным...

   — Неужели же он так забудется... При всех позволит себе?.. — рвущимся от волнения голосом совсем громко спросил Каниц у Брюсса, следившего за игрой в карты, но не принимающего в ней участия.

Обернувшись на голос офицера, Брюсс окинул изумлённым взглядом смельчака. Но на лице юноши лежала такая смесь негодования и внутреннего страдания, что старик решил успокоить и остановить неосторожного.

   — Наконец, так пристыдить девушку! — не выждав и ответа, торопливо продолжал негодующим тоном Каниц. — Какая бы она там ни была... Неужели же он решится?..

   — Он?! — спокойно, негромко заговорил Брюсс. — Эхе! Дружище! Бранденбургская София-Шарлотта — не такой девке чета... И целая свита была за дверьми, рядышком... А капитан разве не пошёл на неё в атаку, будучи также сильно под Бахусом... Вот как и теперь... Еле отбоярилась немочка.

   — Но это ж неучтиво, наконец! — не вытерпев, совсем громко произнёс возмущённый голландец. — Общую прислугу задерживать у себя одного...