По вине Бальзака - [9]

- Что это значит, законным путем? Что он может тебе сделать?

- О! все... возбудить процесс о супружеской измене.

- Что за глупость! Шестнадцать франков штрафа? Он выставит себя на посмешище.

- Да, но такой человек, как он, может погубить всякую карьеру. Сопротивляться было бы безумием, тогда как уступить... кто знает?

- И ты согласился?

- Через неделю я уезжаю вместе с ней в коллеж в Люксей.

- А что она?

- Ах, - произнес Лекадье, - она была великолепна. Я провел у нее весь вечер. Я спросил ее: "Вас не пугает провинциальная жизнь, пошлость, скука?" Она ответила: "Я уезжаю с вами; я слышала только это".

Тогда я понял, почему Лекадье так легко уступил: его пьянила возможность открыто жить со своей любовницей.

В то время я был, как и он, слишком молод, и эта театральная развязка показалась столь драматичной, что я примирился с ее фатальной неизбежностью, даже не пытаясь спорить. Позднее, лучше узнав людей, я поразмыслил над этими событиями и понял, что Треливан ловко воспользовался неопытностью мальчишки, чтобы с наименьшим ущербом устроить собственные дела. Он давно мечтал избавиться от постылой жены. Впоследствии выяснилось, что он уже тогда решил жениться на м-ль Марсе. Он знал о первом любовнике, но не решился пойти на скандал, который из-за необходимости поддерживать с коллегой деловые отношения мог бы сильно усложнить политическую жизнь. Государственная деятельность научила его смирять себя, и он стал подкарауливать благоприятную возможность. Лучшей нельзя было и желать: подросток подавлен его авторитетом, жена надолго удаляется из Парижа, если решит последовать за любовником (а это было весьма вероятно, поскольку он молод, и она его любила). Общественное волнение успокаивается из-за исчезновения главных действующих лиц. Он увидел, что дело верное, и выиграл его без труда.

Через две недели Лекадье исчез из нашей жизни. От него изредка приходили письма, но на конкурсный экзамен он не явился ни в этом, ни в следующем году. Волны, поднятые этим падением, разошлись, улеглись. Пригласительный билет уведомил меня о его свадьбе с г-жой Треливан. От приятелей я узнал, что конкурс он выдержал, от генерального инспектора что он назначен в лицей в Б., весьма престижное место, "благодаря своим связям". Потом я покинул институт и забыл Лекадье.

В прошлом году, попав проездом в Б., я зашел из любопытства в лицей, расположенный в старинном аббатстве, одном из красивейших во Франции, и осведомился у привратника о Лекадье. Привратник, человек суетливый и напыщенный, вынужденный вести табели опоздавших и оставленных после уроков, пропитался атмосферой науки и стал изрядным педантом.

- Господин Лекадье? - переспросил он. - Г-н Лекадье вот уже двадцать лет как принадлежит к числу преподавателей лицея, и все мы надеемся, что он останется здесь до пенсии. Впрочем, если вы желаете его видеть, вы можете пройти через парадный двор и спуститься по левой лестнице во двор для младших классов. Скорее всего он там - беседует с надзирательницей.

- Как? Разве лицей не закрыт на каникулы?

- Разумеется, но мадемуазель Септим взялась присматривать днем за детьми, чьи семьи живут в нашем городе. Г-н директор дал свое согласие, и г-н Лекадье приходит составить ей компанию.

- Ну и ну! Но ведь Лекадье женат, не так ли?

- Он был женат, сударь, - трагическим тоном произнес привратник, и в голосе его прозвучал упрек. - Г-жу Лекадье схоронили в прошлом году, перед днем Карла Великого.

"А и вправду, - подумал я, - ей уже, наверное, было около семидесяти... Странная, должно быть, жизнь была у этой пары".

Я решил уточнить:

- Ведь она намного старше его, не так ли?

- Сударь, - ответил он, - это самое удивительное, что я только видел в лицее. Г-жа Лекадье постарела в один миг. Когда они приехали сюда, это была, я не преувеличиваю, юная девушка... белокурая, румяная, хорошо одетая... и гордая. Вы, верно, знаете, кто она такая?

- Да, да, знаю.

- Ну, естественно. Когда жена премьер-министра оказывается в провинциальном лицее, то, сами понимаете... Мы вначале смущались ее. Живем мы здесь дружно. Г-н директор все время повторяет: "Я хочу, чтобы мой лицей был одной большой семьей". Зайдя в класс, он обязательно спросит у учителя: "Господин Лекадье (или г-н Небу, или г-н Лекаплен), как поживает ваша женушка?" Но поначалу, как я вам сказал, она ни с кем не хотела знаться, никому не наносила визиты - даже ответные. Многие злились на мужа, и это понятно. К счастью, г-н Лекадье весьма галантен и все трудности улаживал с нашими дамами. Он умеет нравиться. Теперь, когда он читает в городе лекцию, собирается вся аристократия, приходят нотариусы, промышленники, префект, все-все... Постепенно все уладилось. Да и супруга его переменилась; последние годы г-жа Лекадье была так проста, общительна, так любезна. Но она стала старой, совсем старой.

- Правда? - сказал я. - С вашего позволения я пойду его поищу.

Я пересек парадный двор. Это был старинный монастырь XV века, немного изуродованный обилием окон, в которых виднелись рассохшиеся лавки и столы. Слева горбатая крытая лестница вела вниз, во двор поменьше, окруженный чахлыми деревьями. У подножия ее стояли двое: мужчина, спиной ко мне, и женщина с костлявым лицом и жирными волосами, чью клетчатую фланелевую блузку вздымал старомодный корсет. Эта пара, по-видимому, вела оживленную беседу. Сводчатый спуск, как слуховая труба, донес голос, заставивший меня необыкновенно ясно вспомнить лестничную площадку дортуара Нормальной школы. И я услышал: