По ту сторону - [8]

Ночь была темная, и к дому он подполз незамеченным. Часа полтора лежал возле него, прислушиваясь к каждому шороху. Все было тихо. Лишь изредка где-то спросонья тявкнет собака, или скрипнет дверь, должно быть, кто то выскочит по нужде. И опять тишина.

Но вот в хате заплакал ребенок. Ласковый женский голос убаюкивал: «А-а-а!»

Пожалуй, это был самый подходящий момент. Не придется будить людей, да и, если он постучит, не так будет слышно из-за плача ребенка.

Осторожно пробравшись к двери, Коняхин уже взялся за скобку, когда в сенях услышал немецкую речь. Лейтенант бросился за угол и распластался на земле. Он слышал, как распахнулась дверь и во двор вышли двое фашистов. Они остановились метрах в трех от лейтенанта, их силуэты ясно вырисовывались на фоне неба. Наверное, ребенок разбудил и их. Сейчас они о чем-то спорили.

Больше всего лейтенант боялся закашлять. Холодные осенние ночи, проведенные в овраге, не прошли бесследно: Коняхин основательно простудился, и его душил кашель. Вот и сейчас в горле першило, кашель буквально рвался наружу, и не было никаких сил его сдерживать. Лейтенант судорожно глотал, но в горле было сухо, и только еще больше хотелось кашлять.

Наконец немцы перестали спорить и пошли со двора, о чем-то разговаривая уже спокойно. Наверное, решили переночевать в другом месте.

Когда затихли их шаги и голоса, первым желанием лейтенанта было броситься в хату. Он уже вскочил на ноги, но тут же в сознании мелькнуло: «Эти-то ушли, а другие могли остаться. Сколько их там было?» Ведь он считал, что в доме вообще нет немцев. «Нет, надо уходить».

Он пополз опять через огород, тем же путем, которым пробирался сюда. Он полз теперь еще более осторожно.

Неожиданно рука по самое плечо провалилась в землю. Что это: яма или погреб? Он сел и стал обеими руками разгребать землю. И вдруг ладонью уперся во что-то мягкое, начал ощупывать. Вот под рукой шевельнулось, и из-под земли раздался испуганный детский голос:

— Ой, кто тут?

— Тише! — прошептал лейтенант. — Ты один тут?

— Нет, с сестренкой, — шепотом ответили снизу. Судя по голосу, мальчишке было лет десять.

— Что вы тут делаете?

— А вы кто такой? — спросил мальчик.

— Как тебя зовут? — в свою очередь, спросил Коняхин.

Но мальчик оказался пареньком осторожным, все допытывался у лейтенанта, кто он такой. И педагогический опыт подсказывал Коняхину, что он ничего от мальчика не добьется, пока не объяснит ему, зачем пришел. И то же педагогическое чутье подсказывало, что мальчику можно довериться. Впрочем, ничего другого не оставалось.

— Я красный командир, — спокойно и веско, как когда-то на уроке, сказал лейтенант.

— Наш! — воскликнул мальчик. — Слышишь, Тонька, наш! — должно быть, он там, внизу, начал тормошить сестренку.

— Постой, не буди, — прошептал Коняхин.

— Да вы, дяденька, не бойтесь, я пионер.

— Ну, раз пионер, значит, на тебя можно положиться. Лезь наверх.

Мальчик вылез откуда-то сбоку, видимо, там был ход в этот блиндаж. К счастью, сестренка его так и не проснулась, только пробормотала что-то сквозь сон и угомонилась.

— Как тебя зовут? — спросил лейтенант, когда мальчик улегся рядом с ним.

— Пашей. Паша Приходько.

— Вот что, Паша, ты должен мне помочь. Надо достать чистых тряпок и теплой воды. Необходимо промыть и перевязать раны. Если что-нибудь найдется из еды, все равно что, принеси хоть немного. Родители твои дома?

— Дома. Они у меня хорошие. И немцев ух как не любят! Папа только очень больной, в армию его не взяли, а то бы он их тоже вот как вы… — мальчик осекся, видимо, сообразив, что сейчас лейтенант не очень-то страшен немцам. — Ну ладно, я пойду в хату. Только там немцы. Их вчера вечером к нам поставили жить.

— Сколько их?

— Двое.

— Они ушли.

— Тогда я побегу. Я быстро.

— Подожди, — остановил мальчика лейтенант. — Сначала расскажи, как лучше пробраться к Днепру.

— К нашим?

— Ну да.

Паша оказался человеком весьма осведомленным. Он не только хорошо знал дорогу к Днепру — летом бегали туда с мальчишками купаться, — но рассказал, где расположены немецкие батареи и огневые точки, как их лучше обойти. Единственную карту-двухкилометровку Коняхин отдал Переплетову. Теперь все пришлось запоминать, и он заставлял Пашу несколько раз повторять, где, как и что расположено. Только после того, как все заучил наизусть, разрешил Паше идти в хату.

Все-таки Коняхин подполз к окну, чтобы слышать разговор Паши с родителями. Ребенок к тому времени утихомирился, и лейтенанту хорошо было слышно, что происходит в хате, хотя разговор велся вполголоса.

2

Тихонько скрипнула дверь, и женщина спросила:

— Кто там?

— Это я, мама.

— Чего тебе?

— Дело есть.

— Какое еще дело на ночь глядя? — рассердилась женщина. — Ведь наказала, чтобы не вылезал из ямы. Хорошо, что эти поганые рожи ушли. Где Тонька?

— Там, спит она. Да ты не кричи, тише, у меня секретное дело.

— Что еще удумал? Говори! Я вот тебе ремнем по секретному месту пройдусь, будешь знать, как по ночам шляться!

— Да тише ты, мама. Там наш командир раненый. Ему перевязать раны надо и поесть. Грей лучше воду.

— Какой еще командир? — встревожилась мать. — Откуда он взялся?