По ту сторону спорта - [30]

Эх, Акапулько, Акапулько, мексиканский городок на песчаном берегу Тихого океана, куда слетаются отдыхать, купаться и загорать со всего Американского континента. Публика собирается обеспеченная — большинство из США, хотя самые богатые предпочитают пышную Флориду и аристократические Гавайи. В Акапулько еда и услуги обходятся сравнительно недорого, а солнце бесплатно палит круглый год.

Со сборной СССР по прыжкам в воду мы путешествовали тогда — 40 часов лёта с бесчисленными посадками и пересадками, сменой самолётов — по маршруту Канада — Мексика — США. Названия стран сократили и назвали турне «Канамекс». В тот раз «Мекс» — Мексика — случайно выпало на Акапулько. Первое впечатление — раскрашенные радугой дельтапланы в голубом небе. Неизвестно чего больше — их или машин на ведущем в город шоссе. Серебрящийся песком пляж — прямо под окнами скромного отеля «Посада дель Соль». Непривычно очутиться в лениво развлекающемся городишке после напряжённого московского ритма и прыжкового турнира в канадском Торонто, кипящем энергией и деловитостью.

Нам объяснили: вы попали «не в сезон». Полупустые отели и пустые рестораны, пустынные пляжи… Вечерами гуляя по улицам с тренерами, ныне покойным Гердом Александровичем Буровым и Борисом Павловичем Клинченко, мы боялись присесть на скамейку. Стеснительный Клинченко испуганно шептал: «Не надо, не надо. В гостинице насидимся». А мы с Буровым покатывались со смеху: знакомство с Акапулько началось забавно. Сели отдохнуть в парке и были в мгновение ока окружены громкоголосым хором певцов-марьячес, пропевшем серенаду в честь зардевшегося Бориса Павловича. Подхватились с места и заскочили в ресторан напротив. Откровенно спавшие в полном отсутствии посетителей оркестранты вскочили будто пожарники при возгласе «Горит!», и зазвучал нежданный туш. Рванулись из дверей и были «пойманы» владельцем соседнего пивного бара. От него уже не ушли: ловкач буквально всунул в руки по кружке, и мы продегустировали изделие мексиканских пивоваров. Загорали на пляже, и любознательный прыгун в воду Саша Косенков занялся рассматриванием безделушек, которые притащил бродячий торговец. Непростительный, как выяснилось, поступок спортсмена Косенкова послужил сигналом к атаке. Мы попали в окружение — сувениры тащили чемоданами. «Саня, покупай, — выкрикнул не раз бывавший в подобных переделках Буров. — Иначе не отпустят». Косенков полез в карман и вызвал перепалку среди служителей свободной торговли: у кого будет покупать белобрысый европеец. Косенков с перепугу приобрёл какое-то произведение народного искусства. Это и послужило основанием на снятие осады: нам было позволено спастись полупозорным бегством. «И ещё свистят», — злился Саша, прижимая завёрнутую в газету покупку. «Нечего прицениваться ко всякой ерунде», — на ходу советовал я. И был не так уж и не прав: при рассмотрении в отеле произведение вдруг приняло вид обыкновенной, отшлифованной морем деревяшки.

«Не сезон», — вздыхали в нашей пустующей гостинице. «Сплошные убытки», — с хрипом выдыхал хозяин ресторанчика, где мы обедали в гордом одиночестве. «Сейчас-сейчас», — неторопливо обслуживали нас догадливые официанты. Понимали — от спортсменов, питающихся за счёт организаторов турнира, чаевых, естественно, не дождаться. Городок, как завалившийся на зиму в берлогу медвежонок, пребывал в ожидании лучших времён и богатых гостей.

Только в ресторане на горе Кебрада жизнь по-прежнему била ключом. Здесь лихо игнорировали межсезонье, приносившие в Акапулько безработицу. Человек, построивший ресторан «Эль Мирадор» прямо на горе, не прогадал. Я старался сосчитать, сколько же открытых террас и застеклённых, освещённых розовым светом залов в этом пищеблоке-гиганте. И сбился со счёта — девять? Двенадцать? Днём тут тихо. Официанты, одетые в белую униформу, напоминающую парадную форму морских офицеров, томятся от зноя и скуки. Вечерами сюда, за город, стекается и съезжается шумная, весёлая и разноязыкая толпа туристов. Быть в Акапулько и не увидеть игроков со смертью, прыгающих со скал высотою в десятиэтажный дом? Да это неприлично! Предвкушение диковинного зрелища не отражается на аппетите. Не рекой — океаном — льётся лучистое мексиканское вино. Столы ломятся от диковинных блюд. Заметно сгибаясь под тяжестью широченных подносов, снуют между забитыми столиками жонглёры-официанты. Поблёскивает золотом утопленное во льдах серебряных ведёрок шампанское. Гулять так гулять: наступает час «пик».

Густеют, дыбятся на смотровых площадках толпы, не дотянувшие до ресторана, стоящие пониже на жизненной лестнице и, как следствие, здесь, на горе. Идёт борьба и толкотня, венец которой — место поближе к перилам. Мы попали в общество почётных фотографов. Мало кто не прихватил кино- и просто камеру. Отовсюду несутся выкрики, смех. Чудится мне или они действительно неестественны, нервозны? Хлеб отведан. Теперь зрелищ! Зрелищ!

В девять вечера у возбуждённой публики хватает такта оборвать на полуслоге нетрезвые шутки. «Эль Мирадор» тревожно замирает. Прожекторы освещают лестницу, ведущую вниз, к океану. На ней появляются трое мужчин. Они — прыгуны, и ради них пришли туристы. Рискуя снизить накал повествования, позволю заметить: вид у тройки не такой точёно-элегантный, как у моих друзей-спортсменов — прыгунов в воду.