По ту сторону - [65]

Из-за будочки в саду выглядывал эсэсовец. Он держал трубу с наконечником… Жора сразу понял, что фашист подкарауливает русских. Через какую-то долю минуты он был внизу. Схватив стоявший в углу, у крыльца, железный лом, он, прячась за низкие подстриженные кусты, начал подкрадываться к эсэсовцу. Тот сидел на корточках, сосредоточенно следя за дорогой. Жора не видел того, что видел эсэсовец, но ясно слышал приближающийся лязг гусениц и рёв мотора. Тяжёлый удар по голове поразил фаустника в тот момент, когда он готовился нажать спусковой крючок фаустпатрона.

На минуту, голова у Жоры закружилась, в глазах потемнело. Опомнившись, он схватил три фаустпатрона и, пригибаясь к земле, проскользнул в дом.

«Тигр» стоял почти рядом с домом и стрелял в сторону дороги, скрытой от Жоры растущими у дома деревьями. Жора видел несколько раз, как фаустники брали трубу подмышку, нажимали на крючок, и тогда из трубы вырывался сноп огня и дыма, а головка фаустпатрона исчезала. Жора хотел действовать наверняка. Прицеливаясь и примериваясь, он, наконец, пристроил фаустпатрон на подоконнике и нажал на спуск. Дым заполнил комнату. Жора сидел у подоконника на корточках, от испуга он не решался посмотреть, что же произошло с танком. Он держал в руках новый фаустпатрон, но не в силах был подняться, чтобы снова выстрелить. У него сильно стучало сердце, тряслись руки и кружилась голова.

«Тигр» горел. Это был последний немецкий танк у дома Эйзен, контролировавший дорогу. Танки майора Павлова вырвались вперёд, в район завода.

— Полным к одиночному дому! — скомандовал Павлов.

Скотный двор, сараи и амбары фрау Эйзен горели, подожжённые отступавшими немецкими солдатами в большом кирпичном доме лопались последние стёкла. Стрельба удалялась, и было слышно, как бушует пламя пожара.

Во двор вбежали двое военных. Они осмотрелись, стали кричать:

— Эй, кто тут есть?

Не получив ответа, решительными шагами, с автоматами наперевес направились к дому.

В большой просторной комнате на полу, возле окна, сидел Жора, держа в руке фаустпатрон. Он не понимал, почему всё вдруг стихло. Может, фашисты увидели, как он выстрелил из дома по танку, ищут его и поэтому не стреляют?..

— Ты кто? — вдруг раздался голос.

Жора вздрогнул, обернулся и увидел военного.

— А… а вы кто? — проговорил он, растерявшись.

— Я русский, советский танкист!

— Советский танкист? — недоверчиво произнёс Жора, пытаясь подняться с пола.

Ноги отказались служить ему. Но он всё ещё держал в руке фаустпатрон.

— Да, советский — повторил военный, улыбаясь и рассматривая щуплую, худую фигурку Жоры. — А это для чего тебе? — ласково спросил он, указывая на фаустпатрон.

Жора не ответил — его душили слёзы, к горлу подступил тяжёлый ком. Тогда военный взял из его рук фаустпатрон, помог ему подняться и сделал шаг к окну. Увидев подбитый «тигр», он сразу всё понял и обнял Жору.

— Я старший сержант Зорин. От товарища Павлова, может, помнишь?..

На пороге появился запыхавшийся Павлов.

Свобода близка

Кольцо вокруг Германии замыкалось. Английские и американские войска были ещё совсем далеко от Берлина, но Советская Армия наступала по всему советско-германскому фронту — от Балтики до Карпат. В конце марта 1945 года половина населения Германии была в движении. Из Восточной Германии, немецкой Силезии в глубь Германии, на юг, к Мюнхену, тащились охваченные паникой беженцы.

Штейнер энергично продолжал делать своё дело. Его завод, приобретённый на деньги, заработанные благодаря нещадной эксплуатации подростков, разросся и стал солидным военным предприятием.

Голодные, оборванные подростки работали у него до изнеможения, умирали от болезней, истощения и побоев. Платы им не полагалось. Вернее, в ведомостях аккуратно отмечалась выдача заработка, но дети никогда заработанных ими денег не видели, всё шло в карман Штейнеру в виде удержаний за «одежду, общежитие и питание».

Став полным хозяином предприятия, Штейнер решил бросить службу и заняться только заводом. Но уйти с военной службы, покинуть лагерь было не так просто. У Гитлера не хватало солдат. В армию брали всех, даже полукалек. Волей-неволей Штейнеру приходилось ждать лучших времён и надеяться на победоносный исход войны.

Весна 1945 года оказалась тревожной. Беженцы, бомбёжка, война на территории Германии, русские за Одером, на Шпрее… Всюду паника. «Даже в Берлине, — рассказывали Штейнеру очевидцы, — хаос». Правда, бомбёжка не слишком беспокоила его.

Самолёты американцев и англичан нередко сбрасывали бомбы на городок, возле которого располагался завод и лагерь, но военные объекты, в том числе завод Штейнера, неизвестно почему оставались в целости и сохранности.

Так было не только здесь, но и во всей Западной Германии. Гитлеровцы открыто поговаривали о «великодушии» англичан и американцев, а наиболее осведомлённые говорили прямо, что у капиталистов Германии, Англии и Америки есть общие интересы, ради которых союзники русских сохраняют заводы Германии.

Когда Штейнеру доложили о беспорядках в бараках русских, он приказал посадить зачинщиков в карцер, но не бить их. Он был напуган слухами о приближении русских.