По ту сторону реальности. Том 2 - [57]
Хочется кричать от беспомощности! Но она не может произвести из себя в этот бренный свет и звука! Ни стона, ни шепота!.. А надо бы реветь! Да так громко – во всю силу легких, – чтобы пробить невидимую стену между тремя реальностями, в которых пребывает она сейчас, ее служанки и тело, и эти мерзкие сущности, кишащие в каждом углу комнаты и у самого потолка её спальни! Почти в ее мозге!
Усилие над собой…
Напряжение достигло такой мощи, что в этот миг юная сеньорита, казалось, уже навсегда испустила дух!..
И вот пространство стало ощущаться вдруг так легко! А тело невесомо и стремительно неслось куда-то прочь!
– Боже, где же я?! В каком из миров?! – стучало в сознании, словно по памяти обладавшего ею недавно тела, пульсом в голову.
Мысль?! Она жила, но была как нечто отдельное от ее существа.
– Я – невидимая голубовато-искрящаяся дымка! – смеялась Луиза.
Скорость ее перемещения усилилась до возможного предела, и тут… она словно осела, приземлилась. Но это была уже вовсе не она.
Приближаясь к образу сидящего на желтом песке перед невероятно синим океаном кого-то живого, она лишь начинала распознавать его хрупкие очертания.
И каково же было ее удивление, когда в этом, казалось, мальчике с загорелой спинкой, взлохмаченным темечком и ручейком позвоночника, бежавшего от шеи к пояснице, как лесенка, она рассмотрела ясно и отчетливо маленького чертёнка! Теперь она видела его почти свинячьи, опущенные вниз с пушком коричневые уши и торчащий над бугорком песка изгиб подвернутого под себя хвоста.
Страх ее исчез перед спокойной созерцательностью этого метафизического полуживотного, с таким трепетом смотрящего на ОКЕАН, почти любующегося его могущественной КРАСОТОЙ, потому что Луиза почувствовала невероятную нежность к одиночеству этого несчастного создания, которого где-то в душе своей она давно уже признала! Да, он тот самый лихой, который гнездился и юлил в ее существе все эти долгие, беспомощные, полуосознанные годы, проведенные в полусне, в полубреду, на грани сознания и знания: о себе, о мире, о Нем. О ком?? Да, Бог был тоже всегда с нею рядом. Добрый и большой, как отец, но не вмешивающийся в ее жизнь с надобной ей силой и желанием. «Почему он так и оставался всегда в стороне?» – мучилась вопросом Луиза. А этот слабенький, невзрачный плутишка, делавший в ее душе один за одним переполох, да все одну и ту же внезапную революцию – он никогда не покидал ее с тех самых пор, как однажды она вывела Бога из себя. Отец действительно тогда очень сердился ее наивной настойчивости познать непознанное, вникнуть в суть неясного и неподотчетного. Тогда однажды он махнул в сердцах рукой, не желая даже смотреть в сторону расстроенной и преданной им дочери – его Луизы, бросив небрежное в мыслях: «Да черт с ней! С этой бестолковой и непонятной девчонкой!», – которую в тайне он считал не ненаглядной принцессой, как большинство отцов, а маленькой уродинкой с большими и ненужными никому в этом мире эмоциями и своим личным внутренним, таким странным и непонятным сознанием – ребенком не от мира сего! С этим ярлыком она перешла и в другие жизни. Поспешно, словно надеясь найти понимания хотя бы там – в том самом Будущем, которое рисовалось в ее безудержном воображении – гения без необходимых на то генов!
«Сначала было слово…» – мысленно вторила она в унисон за пастором Николя, шевеля пальцами на ноге и наблюдая за этим процессом с любопытством испытателя. Было оно и над ней, и звалось оно отцовским проклятием! С тех пор лежала она и не желала вставать, хотя нередко испытывала искреннее несчастье, глядя на полные слез глаза своего престарелого отца. Но понял ли он ее? Причину ее паралича? Нет. Он и не подумал понять это, просто жил по инерции, как большинство вельмож его времени. Заботясь о насущном, забывая саму остроту бытия.
Грустил, иной раз напивался и, когда бокал прикладывал к губам, даже не думал о причастии и своем в ее жизни участии. Имел право на все, но хотел ли им распоряжаться?!
Плавно сойдясь, проникнув и слившись с тем самым полувидимым-полувыдуманным чертом, Луиза, теперь вновь обретала себя. Ее скованное спастикой лицо вдруг лукаво просияло! Служанки покидали посуду и белье от неожиданности, увидев это «озарение». Но знали ли они, что, очнувшись, Луиза никогда больше не вернется к ним?! Без почему.
Прощание-прощение
В пустоте его голос звучал надломленно и прощально. Он любил. Он отпускал.
Он уходил… навсегда!
Последние сутки шли. Казалось, мрак начинал рассеиваться. Свежесть зари и его уходящая тень: Драма в Душе и Большая Любовь в надорванном Сердце.
Смысл – не в отчаянии!
Он выпускал её из своих рук как коршун голубку, но могла ли она лететь?!
Прозрачно-синий свет из его глаз струился нежно. Иссиня-чёрные волосы блестели даже в темноте. Поднятый ворот чёрного пальто – силуэт печали.
Она рыдала, закрыв лицо руками, боясь ослепнуть от потери. Глотая сухие тяжёлые «камни» воздуха, она задыхалась!
Колени немели от холода пола.
Он уходил навсегда, придя лишь на миг, сквозь Пространство Бытия, сквозь Пелену веков! Он завещал любить Иисуса. Он уходил обратно в Ночь!
