По ту сторону Псоу - [4]

Три дня гуляли мы по этому саду, райско–бесхозному, купались в море. Хотелось остаться здесь навсегда, но та же интуиция нашептывала: так не бывает.

Однажды я залез в море и увидел, что с парапета мне что–то кричит молодой парень в гражданке. Из–за прибоя я не мог расслышать его слов и подумал, что если у него серьезная тема — подойдет сам. Вскоре он действительно спрыгнул с парапета и направился ко мне. Только теперь я заметил у него в руках автомат наизготовку. Довольно спокойно, хотя и немного раздраженно он спросил:

— А в другом месте нельзя купаться?

— Можно и в другом, — ответил я как можно дружелюбнее, и мы с женой стали собирать свой пляжный скарб. Люди с заряженным оружием, как правило, не любят ни расспросов, ни дискуссий. Но страха у меня почему–то не было. Человек в мирном городе открыто носящий автомат, не может быть бандитом. Это был, очевидно, чей–то охранник, вполне удовлетворенный нашим скорым исчезновением. Ведь мы же не покушались на «аленький цветочек», к тому же мы — русские, то есть «свои».

Дерёвня

В Абхазии утром нас будили петухи с явным русским акцентом. Известно, что птица эта орет очень рано и, перевернувшись на другой бок, я ворчал: «Дерёвня». Вечерами заливались лягушачьи хоры, заставляя вспоминать о глухих уголках Вологодчины, и мы опять улыбались: «Дерёвня». А вот однажды, вернувшись с прогулки, мы услышали от своей хозяйки, что нас видели там–то и там–то и не надо бы нам туда ходить. Мы с женой действительно лезли всюду где могли, но поразило нас даже не дружеское предостережение, а то что мы еще не вернулись, а хозяйка уже знала, где мы были. Зайдя к себе в комнату, я опять невольно расхохотался: «Дерёвня». А ведь и правда, только в русских деревнях так зорко и внимательно отслеживают немногочисленных приезжих.

Среди пышной субтропической экзотики меня постоянно не покидало ощущение, что мы — в России. И не удивительно, что на Новом Афоне есть большая русская диаспора. Видимо, наш кондовый русский мужик здесь очень легко «натурализуется». Как–то у меня даже вырвалось: «Вторая Родина». Не имея обыкновения бросаться такими словами, я сам на себя удивился. Ни где и ни когда, ни на каких других «югах» у меня даже и близко не возникало такого ощущения.

Апсуа

Мы очень полюбили абхазов, апсуа, не уставая, впрочем, на них изумляться. Наша хозяйка жила в полной нищете, ей, еще не старой женщине, работать было не где. Но она не жаловалась ни на что, кроме жары, часто повторяя: «Проживу и на капусте, с голоду не помру».

Задумали мы орехов купить, а хозяйка говорит: «Берите мои». Мы обрадовались возможности дать ей подзаработать, но когда орехи были собраны, высушены и затарены, она вяло махнула рукой: «Дарю». Я чуть не сел, где стоял. У нее редко рубль в кармане ночевал, а она легко дарила мешочек орехов, который стоил не меньше полусотни.

Симпатичная двадцатилетняя племянница хозяйки как–то в наше отсутствие сказала тетушке: «Когда они приедут в следующий раз, они уже будут «свои», и денег за проживание мы с них брать не будем». Впору было прослезиться. Думаю: «Родные вы наши, вам же есть нечего, а вы так спокойно готовы отказаться от столь значительного для вас дохода» (Кстати, за две прекрасные комнаты, да еще с верандой, да еще в 10 минутах от моря они взяли с нас меньше, чем стоил «курятник» на окраине Адлера).

Удивительны водители местного транспорта. Водители автобусов на входе не помню что бы деньги спрашивали. «Проходи, — говорят, — или ты чего хочешь?» Платят на выходе. А если я обманул, и у меня вообще денег нет? Верят, значит. Но даже не совсем так. Если я не заплачу, значит я опозорен, а это уже мои проблемы.

Однажды сев в маршрутку, я спросил водителя сколько будет стоить проезд и выразил возмущенное недоумение слишком высокой цифрой. Шофер абхаз с хладнокровным удивлением и без тени обиды сначала сбавил цену, а потом вообще сказал: «Я могу и бесплатно довести». Мне стало нестерпимо стыдно, я понял, что унизил его, заподозрив в хапужничестве, и к тому же несправедливо, потому что он называл стоимость двух билетов, а я думал, что одного. Он, однако, оставался спокойным и по дороге дружелюбно угощал нас вареной кукурузой.

Однажды присели мы у незнакомых абхазов шашлыков поесть, а молодой повар, так что бы мы не слышали, сказал себе под нос: «Надо получше сделать». Душу обдало теплой волной. «Почему же, — думаем, — для нас — получше?». Потому что мы русские? Братья!..

Иногда казалось, что абхазы имеют в национальном характере много черточек, свойственных именно русским. Например, одна абхазка на Новом Афоне говорила: «У нас тут много армян живет, так вот вы обратите внимание: у армян огороды аккуратные, прекрасно возделанные, каждая травинка по ниточке, а на наших абхазских огородах всё запущено, всё вкривь да вкось».

К слову сказать, это мягко говоря, не совсем правда, я потом видел много великолепно возделанных абхазских огородов и с абхазами познакомился, просто влюбленными в сельское хозяйство. Но дело даже не в этом. Скажите, кто кроме русских с таким ленивым смаком будет ругать самих себя? Ещё абхазы. Вот поэтому–то мы и не можем быть националистами — ни настоящие русские, ни настоящие абхазы. Мы лучше других знаем свои недостатки и охотно о них говорим «ибо не превозносимся». А что касается до лености… Да трудолюбивые мы, ёлы–палы.