По ту сторону лета - [14]

Моя нога попирала землю пяти континентов, но на каждом из них я умудрилась ничего не увидеть и ни с чем не соприкоснуться. Для таких туристов, как я, существуют особые правила путешествий. Наши с Жоржем отпуска сводились к посещению отелей, которые, если задуматься, были вариациями одного и того же заведения. Сверкающая вывеска с кучей звезд, тихая музыка в холле и в лифте, идеальная система кондиционирования, бассейн с хлорированной водой, расцвеченный бликами неизменно ласкового солнца… Кардинально менялся только пейзаж за окном: в прошлый раз были скалистые горы, сейчас — заливные луга. Порой я ловила себя на мысли, что это не мы путешествуем, а сам отель, словно огромный лайнер, перемещается в пространстве, предоставляя нам скромную, по нашим запросам, долю экзотики в виде очередного причудливого ландшафта. Мы никогда не удалялись на сколько-нибудь значительное расстояние от гостиницы. Воспитание и политкорректность не позволяли нам говорить об этом вслух, но в глубине души мы считали коренное население дикарями. Стоит выйти за вращающуюся дверь — и прощай безопасность. Могут украсть кошелек или фотоаппарат. Нет уж, лучше не рисковать. Портье за стойкой организовывал для нас редкие вылазки на манер сафари. В качестве добычи мы привозили банальные до тошноты историйки о местных нравах и обычаях. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы убедить себя, что не зря потратили на поездку уйму денег.

Но даже эти убогие воспоминания вызывали в Арно живой интерес. Его любознательность не ведала пределов. Теперь, когда он понял, что держит меня на крючке, и нашел более или менее приемлемое объяснение своему присутствию за моим столом, он хотел знать все. «А что, в Аргентине в самом деле охотятся на бизонов? Я где-то читал. А правда, что в Бразилии нельзя без охраны ходить на пляж? А почему в Сенегале до сих пор не извели малярийных комаров?» Почему, почему, почему? Отвечай, Эжени. Расскажи мне про Рио, опиши фавелу и нарисуй барашка — того, что водится в Андах. Он листал меня, как словарь, рылся во мне, как в толстом атласе, и, когда мне начинало казаться, что я подцепила его на кончик вилки, мгновенно ускользал. Он обладал настоящим талантом быть одновременно везде и нигде — видимо, в этом и заключался секрет его неуловимого шарма. Он бомбардировал меня вопросами, и я испугалась, что, выжав досуха, он уйдет, бросив на пол мою пустую оболочку.

Слушай, прекрати ныть, тебя же все это приводит в восторг. Тебя расспрашивают, тобой интересуются. Ты снова чувствуешь, что существуешь, и краснеешь от удовольствия. Смотришь в глаза этого юноши и убеждаешь себя, что ему просто нравится слушать занятные истории. Но разве ты не ощущаешь, как по всему твоему телу пробегает сладостная дрожь?

Было уже довольно поздно, когда успевшая проголодаться Эрмина вышла из своей комнаты и услышала наши голоса и задорный смех Арно, которому я как раз рассказывала, как чуть не сбежала из Таиланда, потому что меня напугала летучая мышь. Дочь с независимым видом прошествовала на кухню, чтобы забрать приготовленный для нее Бетти поднос. Исключительно овощи и фрукты. Три месяца назад Эрмина обратилась в вегетарианство, во всеуслышание объявив, что ее тело отказывается мириться с каннибализмом в любой форме. Эрмина всегда внимательно прислушивалась к своему телу, поддерживая с ним нежно-доверительные отношения. Порой они сообща принимали какое-либо важное решение, навязывая мне его последствия. Так, на протяжении довольно долгого времени Эрмина и ее тело страдали от аллергии на обычный шампунь, отдавая предпочтение его доисторическому предку, которым увлекались молодые девушки моего поколения, — сухому шампуню. Она обильно посыпала голову белым порошком, оставляя по всему дому сугробы искусственного снега, и боже упаси сделать ей замечание! Чуть позже спустя Эрмина и ее тело пришли к мнению, что в доме слишком сухой воздух, в результате чего во всех комнатах появились увлажнители, превратившие квартиру во влажный тропический лес. Справедливости ради уточню, что я всегда позволяла ей чудить сколько вздумается, вместо того чтобы кидаться в бой с целью убедить, что даже ее драгоценное тело может ошибаться.

Она вошла в гостиную, и мы умолкли. Она поднесла руку ко рту и принялась задумчиво грызть ноготь. Эрмина всегда так делает, если ей кажется, что происходит что-то не то. От беспокойства она поедает самое себя — совсем чуть-чуть, — и это единственная форма каннибализма, которую она все еще приемлет. Вдруг она всем корпусом повернулась ко мне.

— Кто это? — спросила она, не удосужившись даже указать на Арно.

— Мой друг.

— Ты с ним спишь?

— Нет.

— Значит, собираешься спать?

— А ты что, имеешь обыкновение спать со всеми своими друзьями? — вопросом на вопрос ответила я.

Эрмина закатила глаза и глубоко вздохнула. Покрепче ухватила поднос и удалилась в свою берлогу.

Я с улыбкой посмотрела на Арно, надеясь на сообщничество, но он отвел глаза в сторону. Чары, навеянные мечтами о путешествиях, развеялись. Моя дочь вынудила нас совершить аварийную посадку. Меня снова охватил страх перед наступающей минутой. Что будет, когда неловкость ситуации достигнет пика, нос к носу столкнув нас в узком пространстве одной постели?