По ту сторону безмолвия - [61]

— Детка, делай что хочешь, но если ты расскажешь Линкольну, он больше не пустит тебя к себе в комнату, потому что перестанет тебе доверять. Если расскажешь маме — вспомни, что она сказала в прошлый раз, когда ты подглядывала. Думаю, не стоит ни с кем говорить на эту тему, но решать тебе.

— А ты кому-нибудь скажешь?

— Нет.

— Пап, это плохо, а? Что у Линкольна пистолет.

— Еще не знаю. Думаю, не очень хорошо, потому что зачем ему оружие?

— Может, он хочет нас защищать!

— Я сам нас защищу. Он знает, что это мое дело.

— Может, он хочет похвастать! Или собирается кого-то пристрелить!

— Надеюсь, не кого-нибудь из наших знакомых! Грир посмотрела, серьезно я говорю или нет, и ее озабоченное личико смягчилось и успокоилось, когда я улыбнулся, и она поняла, что я шучу.

Я не мог долго рассчитывать на ее молчание, потому что рано или поздно Грир выбалтывала все свои тайны. Я позвонил Лили в «Массу и власть» и сказал, что мы зайдем поужинать. Лили была в хорошем настроении и поинтересовалась, что новенького.

— Ничего особенного, кроме того, что я тебя люблю.

— Это новость? Мы прожили вместе семь лет, но любить меня ты начал только сейчас?

— Наверное, мы каждый день любим по-новому. Как тот парень, который сказал, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Сегодня я люблю тебя иначе, чем вчера или завтра.

— Господи. Э, Макс, с тобой все в порядке?

— Ты с мамочкой говоришь? Можно мне тоже? Я передал трубку Грир. Девочка взяла ее обеими руками и крепко прижала к уху.

— Мам? Мисс Цукерброт говорит, что в четверг мне нужно будет принести в класс на праздник две тысячи печений с арахисовым маслом.

Я услышал, как Лили вскрикнула: «Две тысячи?!» Грир хихикнула в кулак и улыбнулась мне.

— Шучу-у-у-у-у. Но мне, правда, нужно много печенья для праздника. Поможешь его испечь?

Мы вместе сделали уроки, потом еще час поиграли в китайские шашки.

— Макс, я ухожу.

Я обернулся и увидел Белька — она строила кокетливую гримаску Элвису. Тот схватил ее за подбородок и, видимо, сжат слишком сильно, потому что она взвизгнула, как поросенок, и шлепнула его по руке.

— Вечно ты делаешь мне больно, засра… — Она увидела нас, осеклась и одарила меня кривой улыбкой. Линкольн не обратил на них внимания.

— Возвращайся к семи, а? Мы идем ужинать в ресторан.

— Я не голоден.

— Линкольн, будь сегодня дома в семь вечера. Мне нет дела, голоден ты или нет.

Когда я «продемонстрировал силу», Элвис присвистнул и в замедленном темпе сделал несколько боксерских выпадов. Девушка терла подбородок.

— И что ты хочешь, чтоб я там делал? Сидел за столом перед пустой тарелкой и слушал тамошних педиков?

— Если хочешь поразить меня сарказмом, задира, тебе понадобится еще и остроумие. Нужный тон ты почти нашел, а вот юмор пока не дается.

Белёк решила, что я сказал что-то смешное. Она в восторге захлопала в ладоши. Элвис вытянул палец, дотронулся до локтя Линкольна и, притворившись, что обжегся, отдернул руку, издав шипящий звук.

— Похоже, он прижег тебе зад, Линко.

— Похоже, тебе лучше поцеловать меня в зад, Элво. Пошли, мы уходим.

Они удалились в своих семимильных гестаповских сапогах, и, думаю, именно мой сын хлопнул дверью, а затем с грохотом пнул ее напоследок.

— Почему вы с Линкольном всегда ссоритесь, папочка?

— Потому что, по-моему, он обязан вести себя достойно, а он считает, что нет. Давай, твой ход.

Время подошло к семи, Линкольн не появился. Я прождал еще полчаса, потом отправился на ужин. При Грир я старался держаться спокойно и благодушно, одновременно раздумывая, как быть с ее братом. Проникнуть в его комнату было несложно — через неделю после того, как он врезал в дверь замок, я вызвал слесаря, и тот сделал мне дубликат ключа. Мэри я сказал правду — я лишь однажды побывал в комнате Линкольна с тех пор, как появился замок, но давно перестал доверять сыну и считал, что иметь запасной ключ необходимо. О том, что он у меня есть, не знал никто, даже Лили.

Когда мы приехали в «Массу и власть», ресторан ломился от красоток. За эти годы он превратился в одно из любимых мест Лос-Анджелесской тусовки. О нем печатали статьи в модных журналах, стоянку неизменно заполняли роскошные машины немецкого, английского и итальянского производства с номерными знаками вроде «Парень из ЛА», и заказать столик человеку безвестному стало сложно. Ибрагим и Гас все еще жили вместе, несмотря на бесконечные перебранки, и все же теперь они нравились мне меньше: успех их изменил. С одной стороны, они слишком старались быть «на высоте», с другой — оба стали законченными подхалимами. Это проявлялось в обращении с клиентами, степень известности которых с каждым годом возрастала. Для знаменитостей столик всегда был наготове. Прочим могли дозволить сесть в дальнем конце, возле кухни. Эту ничейную полосу Гас называл «Столовым адом». Мало что осталось от первоначального тепла и веселого неистовства, фирменного знака «Массы и власти» в те времена, когда я впервые туда попал. Несколько лет назад эти новые веяния вызвали дворцовый переворот. Сестры Бэнд и Мабдин Кессак уволились, потому что им не нравилось то, какими высокомерными и неискренними стали хозяева. Ответным шагом Ибрагима, встревожившим Лили, поскольку он уничтожал большую часть того, что оставалось от изначальной атмосферы ресторана, стала замена женщин на чету геев по имени Эйс и Берндт — воображал и снобов, но работников умелых.