По ту сторону барьера - [121]

И поэтому, когда первый раз испытала головокружение, тошноту и прочие неприятные ощущения, невольно подумала — отравил-таки меня паршивец Арман. Подбросил как-то отраву, чтоб ему! Но как он это сделал? Всего раз посетил мой дом без Моники и воспользовался случаем, подлец!

А когда такое повторилось второй и третий раз, причем тошнота сопровождалась сильной рвотой, я даже обрадовалась — значит, извлекла из себя отраву, организм очистился, теперь все должно быть в порядке. И принялась внимательно следить за остальными домашними, ведь они ели то же, что и я, отдельно мне не готовили. И Роман, и Сивинские выглядели нормально, не жаловались. Может, все от конфет, принесенных Арманом? И я поспешила оставшиеся прямо из коробки по одной опустить в унитаз, чтобы ненароком собаки не отравились, если выброшу. На всякий случай внимательно осмотрела мои любимые продукты в кухне после ухода Сивинской, особое внимание уделив еще не вскрытым упаковкам с острыми приправами и сельдь-рольмопсы, которые обожала. Вроде все в порядке. Ах как бы пригодился мне сейчас милый доктор Филип Вийон, но, к сожалению, он остался во Франции. Поискать надо польских врачей, позвонить, что ли, Монике, может, она кого посоветует? И спохватилась: ведь могу застать у нее Армана. Значит, надо обратиться к другу и советчику Роману, первой помощи во всех случаях жизни. Почему-то на этот раз не хотелось, что-то удерживало, но я заставила себя.

— Боюсь, наконец господину Гийому удалось меня отравить, — пожаловалась я Роману. — Просто помираю. Как здесь вызывают доктора?

— Гийом? — удивился Роман. — Ну, не знаю. Не спятил же он. Может, просто поставил крест на надеждах обрести богатство и решил хотя бы отомстить. Врача вызвать просто, я даже знаю здесь одного очень хорошего, но советовал бы пани уж подождать до утра, отвезу вас в клинику, там и специалисты по разным болезням, и сразу сделают все необходимые анализы. И ждать не придется, теперь с этим просто, были бы деньги.

Я согласилась, до утра как-нибудь перетерплю. А завтра пятница и вечером прилетает Гастон. Вспомнив об этом, я сразу почувствовала себя лучше. И наверняка наплевала бы на следующее утро на поездку в клинику, если бы с утра я опять не принялась помирать. И уже без возражений поехала к медикам.

А вскоре помирала уже от стыда. Надо же, взрослая женщина, а такая безгранично глупая! Как же мне не пришло в голову, отравили, как же!

Просто-напросто я забеременела, только и всего.

* * *

Я решила лично встретить Гастона в аэропорту, ибо великую новость следовало ему сообщить поскорее и наедине. А Романа отправила с Сивинской за продуктами, надо же как следует встретить гостя. У меня было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, и задолго до назначенного срока я была уже готова. Не хватило терпения высидеть до назначенного срока, и я решила ехать прямо сейчас. Знала, что слишком рано, вон еще в отдалении виднелась машина Романа, ну да ничего, обожду в аэропорту.

Вывела машину за ворота, на малой скорости поехала по узкой ленте асфальта, ведущей через луг к автостраде, как вдруг в густой зелени луга мелькнуло что-то постороннее. Пригляделась — проклятый барьер, он, бело-зеленый!

Хорошо, что на большом расстоянии и в высокой траве, не перескочу я его на машине, уже сколько раз ездила по этой дороге и ничего не случалось. Но ведь никогда и не видела барьера, с чего это вдруг он мелькнул теперь? И почему во мне все окаменело? Может, представила, как могу сейчас очутиться в далеком прошлом такая как есть: в костюмчике с короткой узкой юбкой, а тут Арман на шее, Гастон в Париже, без телефона, без ванной, без электричества, без договоренности о браке с Гастоном, зато ожидающей ребенка.

Беременная вдова!

И при этом без блистающей чистотой клиники с опытными врачами, а с нашим коновалом и бабой-повитухой, промывающей новорожденному глазки своей слюной! В грязи, потому что — не скроешь ведь — грязным был этот девятнадцатый век. Хоть и блестело фамильное серебро, которое многочисленная прислуга натирала до блеска, да тарелки мылись в тазу сразу все, в одной воде...

Мною овладела такая дикая паника, что я была не в состоянии не только остановить машину — пошевелиться не могла. Нога одеревенела на педали тормоза, руки застыли на рулевом колесе, а машина все ехала дальше, сама по себе. Я закрыла глаза и оказалась в какой-то черной бездне...

* * *

Очнувшись, увидела — у меня в руках вожжи, и еду я в воланте[16] по грунтовой дороге. Экипаж с легкостью нес Патрик, его я распознала по двум белым пятнышкам на заду. Близко, совсем рядом, шумел старый лес.

Я еще не совсем стряхнула с себя оцепенение и соображала плохо, когда за поворотом дороги увидела едущую мне навстречу карету и непонятно почему сразу догадалась — карета пани Порайской. Вдруг она окуталась облаком пыли, пыль скрыла карету, но вот из этого пыльного клуба вылетела одноколка и устремилась мне навстречу. Голова моя еще не соображала, руки сами остановили Патрика, заставили развернуться в противоположную сторону и направили прямиком к моему поместью. Вот уже появилась аллея, ведущая ко входу в парк, вот из-за верхушек старых деревьев стали видны трубы дворца.