По стране Литературии - [22]

Поездка состоялась в 1803 году, и, конечно, «писанное за три дни до путешествия» — придумка автора: не мог же он заранее знать, что В. Л. Пушкин будет представлен Наполеону (в 1803 г. носившему титул первого консула, отчего он и назван Бонапартом). В «Вестнике Европы» за 1803 год, № 20, напечатано письмо В. Л. Пушкина из Парижа, где рассказано об этом визите.

Книжка эта — большая библиографическая редкость, ибо была издана тиражом всего 50 экземпляров, для узкого круга друзей и знакомых. Вдобавок В. Л. Пушкин уничтожил часть тиража: ведь он был выведен легкомысленным щеголем (каким и являлся на самом деле), который «все тропки знает булевара, все магазины новых мод»:

Я вне себя от восхищенья:

В каких явлюсь вам сапогах!

Какие фраки, панталоны,

Всему новейшие фасоны!

Высмеивает автор и склонность В. Л. Пушкина к сочинению довольно посредственных стихов:

Я сам готов, когда хотите,

Признаться в слабостях моих:

Я, например, люблю, конечно,

Читать мои куплеты вечно,

Хоть слушай, хоть не слушай их.

Эта написанная живым и легким стихом сатира была хорошо известна А. С. Пушкину, который посвятил ей заметку (опубликованную лишь в 1855 г.). Там говорится:

«Эта книжка никогда не была в продаже. Несколько экземпляров розданы были приятелям автора, от которого имел я счастье получить и свой (чуть ли не последний). Я храню его, как памятник благосклонности, для меня драгоценной... «Пут[ешествие] есть веселая, незлобная шутка над одним из приятелей автора: покойный В. Л. П[ушкин] отправлялся в Париж, и его младенческий восторг подал повод к сочинению маленькой поэмы, в которой с удивительной точностью изображен весь В. Л. Это образец игривой легкости и шутки живой и незлобной. <...> Я бы отдал все, что было писано у нас в подражание лорду Байрону за следующие незадумчивые и невосторженные стихи, в которых поэт заставляет героя своего восклицать: «Друзья! Сестрицы! Я — в Париже!»

Добавим, что И. И. Дмитриев был не только поэтом, но и министром юстиции, обер-прокурором Сената, и престиж не позволял ему подписать это шутливое стихотворение своей фамилией.

«РУССКИЕ СКАЗКИ» КАЗАКА ЛУГАНСКОГО

В дореволюционной России немало книг, уже вышедших в свет с разрешения предварительной цензуры, было запрещено при рассмотрении «обязательных экземпляров» в Цензурном комитете. В таких случаях тираж арестовывали в типографии и уничтожали; если же книга успела поступить в продажу, то полиция отбирала ее у владельцев книжных лавок. Но все же некоторое количество запрещенных книг сохранилось и дошло до нашего времени.

Литературовед М. Лемке пишет об этом: «Полиция всегда видела в актах уничтожения книг свою верную доходную статью: полицмейстер или пристав составляли акт об уничтожении всего «завода», на самом же деле откладывали в укромное место иногда до 50 экземпляров, которые и сбывали за хорошие деньги при помощи своих постоянных покупателей и букинистов».

К числу таких частично уцелевших запрещенных книг принадлежит и первая книжка В. И. Даля (1801— 1872), который еще в юности начал собирать народные сказки, песни и поговорки. В 1832 году он издал «Русские сказки, из предания изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому принаровленные и поговорками ходячими изукрашенные казаком Владимиром Луганским. Пяток первый» (будучи родом из Луганска, он принял такой псевдоним).

В этом сборнике пять сказок: «Об Иване — молодом сержанте», «О Шемякином суде», «О Рогволоде и Могучане-царевичах», «Новинка-диковинка» и «О похождениях черта-послушника».

По поводу этой книги директор канцелярии III отделения департамента полиции Мордвинов сообщил 7 декабря 1832 года шефу жандармов Бенкендорфу: «Наделала у нас шума книжка, пропущенная цензурой, напечатанная и поступившая в продажу. Заглавие ее — «Русские сказки Казака Луганского». Книжка написана самым простым слогом, вполне приспособлена для низших классов, для купечества, солдат и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдат, и проч. Я принял смелость поднести ее его величеству, который приказал арестовать сочинителя и взять его бумаги для рассмотрения».

Все экземпляры «Русских сказок», оставшиеся у книгопродавцев в Москве и Петербурге, были конфискованы.

Нет ничего удивительного в том, что эта книжка, безобидная на вид, привела Николая в раздражение. В первой же сказке автор издевался над царем Дадоном, который царствовал, «как медведь в лесу дуги гнет», и чьи придворные были «взяты из грязи да посажены в князи», будучи «велики телом, да малы делом, а кто посмышленее — все плуты». Герой этой сказки, Иван-сержант, выполнив все непомерные требования коварного Дадона, расправился с ним, и сам был провозглашен царем, хоть был «без роду, без племени».

В сказке о Шемякином суде речь шла о воеводе, чье имя в фольклоре стало символом несправедливости.

Здесь был усмотрен намек на николаевские суды с их взяточничеством.

От полицейской расправы уцелело всего несколько экземпляров книги.

Автор «Русских сказок» познакомился с Пушкиным, стал его другом, был вызван к его смертному одру (по образованию Даль был врачом). Надолго пережив поэта, он сделался выдающимся лексикографом и этнографом, составил сборник «Пословицы русского народа» и «Толковый словарь живого великорусского языка» в четырех томах, работе над которым посвятил свыше 50 лет и который до сих пор не утратил научной ценности.