По следу снежного человека - [5]

Эта убедительная статья несколько пошатнула мои сомнения в том, что у чучуны не может быть такого оружия как лук.

Неудивительно, что в большинстве своём суеверные северные охотники боятся встреч с чучуной. Чистые душой, и не запачканные плодами цивилизации, они чувствуют присутствие чучуны: многие опытные таёжные охотники, не видя добычу, с уверенностью могут сказать что животное где-то рядом, даже могут определить: хищник это или нет. А уж если рядом будет присутствовать чучуна, тем более: чучуна — это не животное, а близкий родич человека разумного.

Чувствуя агрессию либо настороженность со стороны невидимого существа охотники, конечно же, испытывая страх, могут утверждать, что подверглись внушению или гипнозу, и покидают эту территорию. При визуальном контакте с этим мохнатым, высокого роста, человекообразным существом, даже совершенно здравомыслящий человек может испытать страх и, холодящий в жилах кровь, ужас.

После таких встреч появляются байки и выдумки, со временем, благодаря молве они обрастают различными нелепостями и вымыслами. При исследовании этого непознанного явления, считаю, просто необходимо иметь трезвое мышление, забыть про вредный в таких случаях и мешающий исследователю «уфологический фанатизм», и научиться отсеивать «зёрна от плевел».

Объяснить вымыслы про гипноз, якобы присущий чучуне, можно вполне вразумительно: в тайге невозможно увидеть ни зверя, ни человека, если они находятся без движения. Например — в лесу можно пройти мимо неподвижно стоящей косули, находящейся метрах в двадцати от охотника, и не заметить её. Засечь живой объект можно и боковым зрением только при движении животного, даже незначительном. Часто было такое, что группы охотников проходили в лесу мимо спокойно стоящего автора этих строк и не замечали, не видели его, до тех пор, пока их не окликал.

Это и объясняет то, что когда мы нашли следы чучуны, его самого мы не увидели: возможно, это существо просто стояло неподвижно где-нибудь рядом, в чаще. А снять на камеру телефона окружающий ландшафт — в то время мы не догадались. Позже, в спокойной обстановке вполне возможно что-нибудь и рассмотрели бы. Но, во-первых — в тот момент мы были совершенно к этому не готовы, и, во-вторых — задача перед нами стояла вовсе даже не исследовательская.

Присутствие этого существа либо заметила, либо почувствовала собака Донна — это и объясняет её странное и нервное поведение. Из всех нас в малой степени почувствовал «слежку» или «присутствие» только Эдуард Сылларский. Вполне возможно — если бы мы провели в тайге недели полторы-две, и несколько внутренне «очистились» от цивилизации, то присутствие агрессивно настроенного существа, без сомнения, прочувствовали бы все. Недаром наиболее удачная таёжная охота бывает после первых, безрезультатно проведенных в тайге трёх-четырёх дней, когда человек более-менее внутренне очищается, и все чувства обостряются до предела. Вот тогда и появляется «внутреннее зрение»: человек начинает чувствовать присутствие находящегося рядом животного.

Кстати, о собаках. Донна — собака домашняя, а этот случай мне рассказал Иванов Владимир Алексеевич из Мирного: «Это произошло в истоках «ручья медных котлов» (по якутски — Олгуйдах, прим., Иванова В.А.), и это трудно объяснимо. Когда в первый раз попал в серьёзную метель, полностью утратил ориентировку и вышел на зимовуху по звуку от скрипа снега примерно метрах в десяти прямо передо мной, и без каких-либо следов. Причём, скрип раздавался с целью указать мне правильное направление, и прекращался, как только я начинал двигаться в указанном направлении. Пёсик мой, метис восточно-сибирской лайки с полярным волком, при этом вздыбил шерсть, хвост всунул меж ног и конец торчит чуть ли не впереди морды, и непрерывно скулил-трясся». Не секрет — то, что не видит человек, прекрасно чувствует животное.

Но, как выяснилось, люди могут и не прочувствовать близкое присутствие чучуны. В прошлом году, в декабре месяце, к нам приехала погостить моя родная тётя — Матрёна Фёдоровна из глухой деревушки Верхневилюйского района, сейчас ей уже лет под восемьдесят. В последний вечер перед самым её отъездом я писал очередной рассказ в газету, вероятно вид у меня был довольно пикантный — пишущие люди поймут, о чём речь: какой-то особенный озноб, совершенно отсутствующий взгляд, будто я нахожусь не в этом мире и проявление раздражительности по любому поводу — когда родные отвлекают от работы. Это её заинтересовало:

— А что ты делаешь, Андрей?

Ничего лучшего я не смог придумать и ответил:

— Да вот, про чучуну пишу. Даже фотографии имеются. — Это подтолкнуло на дальнейший интересный разговор.

С заинтересованностью просмотрев фотографии и мой рисунок, тётя заявила:

— А я «его» видела, и следы такие же.

Я даже подскочил:

— Не может быть! — появился охотничий азарт, — как это было?

Мотя подсела рядышком, разгладила на коленях цветастое платье — мне даже как-то уютнее стало, теплее.

— Это в конце сороковых было, после войны, мне тогда пятнадцать или шестнадцать лет стукнуло. Всей семьёй и ещё с кем-то пошли в лес за брусникой. В то время брусники много было: можно было просто сесть на землю и потихоньку вокруг себя собирать. Ты это место должен знать, вроде тоже там бывал. Мы с матерью вдвоём оказались в одном месте, остальные вне пределов видимости, но где-то рядом. Через какое-то время решили перейти в другое место. Когда обходили кустарник, кажется — шиповник, мы с мамой его и увидели.