По следу Саламандры - [33]

Лена поблагодарила и добавила по–русски:

— Что ж они все, блин, такие вежливые?!

Мелькнуло удивление: если остановка конечная, то чего же о ней напоминать–то? Чтобы поезд в депо не увез, что ли? Кто знает, какие тут порядки…

Но додумать времени не было, Лена вышла вместе с пожилым джентльменом, сразу же планируя перейти на другую платформу и ехать в обратном направлении.

Однако, уже оказавшись на улице под навесом платформы, она сообразила, что из поезда вышли только они со старичком. Остальные поехали дальше. Видимо, им всем надо было в депо. Сердечко вновь заколотилось, будто пружина будильника сорвалась с завода.

Но тут же Лена открыла, что никакой другой платформы, чтобы ехать в обратном направлении, нет. Могла бы и раньше обратить внимание, что дорога была одноколейная.

— Ау–вау… — извлекла Лена из своих голосовых связок.

— Вам еще не доводилось видеть убежище? — Понял на свой манер восклицание почтенный джентльмен. — Тогда я вас понимаю.

И с этими словами указал тростью.

Лена посмотрела в том направлении и не удержалась от еще одного междометия.

На холме над домами возвышался огромный купол, окруженный парком скульптур. Купол был белый и вырастал из багрово–красного поблескивающего озера.

Фонари на столбах, как свечи на именинном пироге, окольцовывали площадь ровным строем.

— Когда я был маленьким мальчиком… — начал пожилой джентльмен. Лена оглянулась на него. — Да, юная леди, в то, что и я был когда–то маленьким мальчиком, теперь очень трудно поверить, но так было, правда, очень давно. Так вот, в те далекие времена, когда привратники казались мне волшебными стражами, а друиды по–настоящему могли совершать чудеса, меня привели сюда, для того чтобы я узнал, что Традиция не пустой звук, что она была прервана и возродилась. Прощайте, юная леди. Здесь нужно побыть одному.

И он ушел, ворча что–то про то, что поздновато и непоследовательно стали теперь изучать Традицию.

Если Лена что–то и поняла, так только то, что ей стоит пойти к куполу.

Она накинула капюшон, который сразу сузил ей поле зрения, оставив перед глазами только освещенный купол, и двинулась вперед, осторожно ставя ноги на скользкие чугунные ступени с прорезным рисунком в виде дубовых листьев и желудей. Спустившись с платформы, Лена пересекла брусчатку, опоясывавшую холм и отделявшую его от города.

Кровавое озеро оказалось вымощено полупрозрачным камнем, похожим на гранат. Лена всегда считала, что гранат — это округлые бордово–красные зернышки, из которых делают бусы и браслеты, но здесь были настоящие плиты, несколько выпуклые, скругленные, издали создающие впечатление, что статуи, окружающие купол, вырастают из кровавого озера.

Статуи…

Скорее даже идолы.

Из черного полированного дерева.

Будто обтаявшие свечи…

Условные, примерные, приблизительные, но одновременно с этим весьма детальные изображения людей, которые рвутся вверх из затягивающей их крови и кричат.

Слишком детальные. Слишком выразительные.

У всех были подняты к небу головы и раскрытые рты.

Город поющих статуй.

Хор ужаса.

На всех лицах застыло выражение невероятного, проникающего в самые темные закоулки души страха.

Лена содрогнулась.

Но все же, все же, все же… Она двинулась вперед между этими поющими идолами. В шуме дождя и ветра ей слышался отголосок того адского воя, который, казалось, издавали изображенные здесь такие разные и такие одинаковые люди.

Воины и старики, дети и женщины, разные, непохожие, сделанные изумительно искусно, однако все объединенные в едином страшном крике, обращенном к небу.

Одежда будто стекала с них. Очертания тел деревянных изваяний едва угадывались. И все они были повернуты лицами вовне, а спинами к куполу.

Лена потихоньку продвигалась вперед. Одна из статуй будто заступила ей дорогу. Это была кричащая женщина с кричащим ребенком на руках. Ее рот неестественно распахнут, как пасть медведя, а глотка — глубокая, уходящая внутрь изваяния, как пещера… И оттуда, из бездонной этой глотки, будто бы действительно, как это ни жутко, исходил тихий звук.

Повинуясь какому–то непонятному импульсу, Лена приблизила ухо к этой пасти, отодвинула капюшон и услышала, действительно услышала, так же как в ракушке можно услышать шум моря, далекий, из глубины веков доносящийся, слабый отголосок человеческого воя.

В ужасе она отшатнулась. Тут же обернулась, словно почувствовав чей–то взгляд. Статуи окружили ее со всех сторон.

— Та–а–ак, — протянула Лена, — покаталась на паровозике!

* * *

Когда в скобяную лавку вошел поздний посетитель в сюртуке цвета кирпича, хозяин и продавец Илай не обратил на него особого внимания. Вот разве что сочетание охотничьей шляпы с костюмом было странно. Но кто теперь не странен? Илай относился к человеческим странностям с большим пониманием.

Посетитель держал перекинутым через руку оливковый плащ и выглядел несколько озабоченным.

Со стороны можно было обратить внимание, что и посетитель, и продавец были одинаково тощими и сутуловатыми, будто родственники.

Но как раз на это Илай не обратил внимания. Соплеменники редко захаживали в его лавку. Их было попросту очень мало в Мире.

Человек в охотничьей шляпе встал у полок с накладными замками и рассматривал их некоторое время, как экспонаты в музейной витрине.