По следу Саламандры - [22]

Остин — потомок Великой Тени, — вот кто занимал его думы. Слишком много власти захватил в свои руки род Зула. Слишком легко управляет Советом этот молчун.

История Мировой Державы начинается с того момента, когда Урзус Лангеншейдт нарисовал на стене разрушенного Ромбурга карту Европейского полуострова и разделил все захваченные земли между своими соратниками, которые отныне стали лендлордами.

Однако этому событию предшествовала вся жизнь Урзуса Лангеншейдта. Столь яркая жизнь, что самое имя Урзус Лангеншейдт становится наследным титулом и меч рода Лангеншейдтов ныне хранится в Палате лендлордов как реликвия.

Наследником лендлорда является не старший сын, как в древности, а тот из учеников главы рода, в ком воплотилась личность Учителя. Семейства Ортодоксов Зула и Мулеры прибрали к рукам и Совет землевладельцев и Совет мейкеров. Это опасно. Очень опасно. Такое положение дел было чревато принятием решений, никак не выгодных ни лендлордам, ни главам синдикатов, но удобных роду Зула.

Грейт Шедоу — соратник последнего, кто носил имя Урзус Лангеншейдт в эпоху Песни Последнего Дня. Тогда решения лендлордов тоже отличались однобокостью, и последствия их были грандиозны.

Бертрам Устер хорошо знал Традицию. Опричники Грейт Шедоу — эти свирепые вепри — прошли перед его мысленным взором по изумрудным лугам его вотчины. Команда бесстрашных, прекрасно обученных воинов, в доспехах из пластин с рисунком дубовых листьев и шлемах в форме кабаньих голов… В нынешние времена они не остановились бы на берегу Лур–ривер.

Лендлорд дернул головой, стряхивая апокалиптическую картину.

Еще лучше древней истории он знал современную. В условиях мирной жизни сложившийся уклад не подвергался опасности. Но если будет война… Какую угрозу для миропорядка станет представлять род Зула?

И он вернулся в мыслях к тому, с чего начал. Вот таинственный человек с Востока… Оттуда, где десятилетие назад велась последняя война. Случайно ли его появление? Сколько еще таких таинственных гостей возвращается в столицу Мира? И что везут они в дорожных котомках?

«Джеймс прав, — подумал лендлорд, — этот человек заслуживает самого пристального внимания!»

* * *

Ночной город, перечеркнутый дождем, был негостеприимен. Он надвинул на глаза шляпы крыш, втянул головы домов в плечи тротуаров, ощетинился шпилями башенок и оскалился колоннадами фасадов. Он не любил чужаков, и всегда готов был встретить пришельца угрюмым недружелюбием.

Лена Белозерова, по прозвищу Тяпа, застряла в чужом городе, в чужой стране и, кажется, даже совсем чужом мире! Недавно и одновременно целую вечность назад. Она не могла понять, по своей ли воле сюда попала.

Наплывала ночь. Это ощущение наплыва создавал неровный полог туч. Он двигался над крышами и сыпал, сыпал, сыпал моросью.

Дождь, вроде бы почти прекратившийся, зарядил с новой силой. Сердечко колотилось, по–прежнему создавая впечатление, будто кто–то изнутри стучал кулачками, требуя дать ему свободу и волю.

Сразу за узким тротуаром улицы, похожей на иллюстрацию к страшной сказке, вдоль домов шла дренажная канава. Мостки–крылечки со стальными коваными или чугунными литыми, а то и с каменными перилами перешагивали через всхлипывающий в ней поток воды прямо к двустворчатым дверям.

Двери здесь раздвижные, как уже знала Лена. А проемы дверные — в форме огромных замочных скважин, будто проходить через них должны большеголовые существа или карликовые крутобокие слоники.

По обе стороны каждого мостка были небольшие палисадники. Там темнела зелень газонов, топорщились кусты… Наверное, розы? По обе стороны каждой двери — по два узких окна. Иногда окна были круглыми, в сложных переплетах рам.

Вторые этажи радовали разнообразием: здесь могло быть одно длинное горизонтальное окно, или ряд из трех, пяти, семи окон. Мог быть и балкон, или два балкона. А мог нависать над крыльцом прихотливый, подпертый колоннами выступ с окном–завихрением в стиле модерн…

Правда, модерн это был какой–то местный, уж очень модерновый, будто не желающий мириться с законами гравитации, гармонии и здравым смыслом, но тем не менее очень чем–то симпатичный. Приятный глазу даже теперь, неприветливой дождливой ночью.

Третьи этажи, а почти все дома не превышали трех этажей, были неуловимо, но настоятельно подчинены некоему канону: три окна с простыми перекрестьями рам в английском стиле. Из–под причудливых крыш торчали маленькие окна мансард, словно все чердаки были плотно населены Карлсонами. Венчал же все это лес каминных и вентиляционных труб, напоминавший то рога, а то корону.

Присмотревшись, Лена могла разобрать таблички с козырьками и осветительными фонариками, на каждой из которых в уже известной ей прихотливой манере было начертано, очевидно, название улицы и номер:

Zoola Palace Place 37

В том районе Москвы, где жила Лена, главной достопримечательностью была библиотека. Обычная районная библиотека в типовом блочном строении. Вот только одну из стен разрисовал какой–то местный художник–самоучка.

Он нарисовал картину во всю стену, высотою в два этажа, и ловко вписал в свой шедевр единственное во всей этой стене окно читального зала. Нарисованный город, какие бывают именно на иллюстрациях, выглядел интригующе, сумрачно и таинственно.