По следу Саламандры - [12]

— Мое имя Хайд. Хикс Хайд. Насчет того, что я наш брат, я пошутил. А как ваше имя?

— Питер Таргет мое имя! Но шутка удалась! Действительно, одно л–лицо! Как вам это удалось сделать?

Хайд внутренне содрогнулся.

Он понял причину смутно узнаваемых черт парня, назвавшего себя Питер Таргет. Он украдкой взглянул в зеркало столешницы и снова на собеседника. Никто и никогда не узнает, каких трудов стоило ему скрыть потрясение и спокойно сказать:

— Я намерен угостить вас и сделать одно предложение. В этом предложении есть все. Слава, деньги. успех. Творческая реализация. Возможности.

— А я с удовольствием выпью за ваш счет и п–нослушаю! — бесшабашно заявил Питер. — Думается мне, что человек, который носит мое лицо, д–дурного не п–п–предложит.

Да, Питер Таргет был полным и стопроцентным двойником Хайда. Двойником, встреча с которым сулит беду, если верить приметам. Даже родинка над левым уголком рта была точно такая же.

Питер был более худ. Но и Хайд не отличался избытком плоти. Питер нуждался в ремонте зубов, но и Хайд в свое время пережил подобное. Питер носил длинные волосы цвета каштанов, но и короткая прическа Хайда была такого же цвета, если бы не седина, начавшая наступление в самое последнее время.

— Мое предложение заключается в том, чтобы вы стали мною, — сказал Хайд. — Или, что вернее, чтобы мы стали одним человеком.

Питер поперхнулся и чуть не откусил край чашки. С этого момента никому не известный певец Питер Таргет перестал существовать. Такого человека не стало вовсе.

Дело в том, что Питер не интересовался ничем в жизни, кроме возможности петь и танцевать для публики. Деньги, женщины, слава, возможности — ничто не интересовало его. Все, что было ему нужно, — музыка и публика. Он не мог жить без этого. Вернее только в эти минуты жил.

Он сразу поверил Хайду. Он не мог предположить подвоха. Да подвоха–то и не было.

Питер был едва образован, наивен, не от мира сего. Он даже на бытовом уровне выражал свою мысль либо готовыми штампами, почерпнутыми из уличного разговорного языка, либо корявыми и невнятными, перегруженными выражениями. Только самые простые вещи давались ему легко. При этом он сильно заикался, так, что порой вообще не мог сказать, что думает, если хоть немного волновался при этом.

А пел и танцевал он божественно.

Идея стать другим человеком понравилась ему. Это было своеобразной веселой игрой. А Питер был почти как ребенок. Хайд с ужасом узнал о том, что они были ровесниками. Даже месяц рождения совпадал. Но если Хайд к тридцати трем годам прошел через славу и забвение, через войну и мир, через невероятные порою приключения, то Питер был абсолютным девственником в прямом и переносном смысле.

О поэзии Питер знал только то, что «это должно быть складно», однако новый текст, предложенный Хайдом для его песни, потряс непосредственного парня до слез.

В рамках игры «стань Хайдом» нужно было научиться носить дорогие костюмы джентльмена, ходить, как Хайд, и перенять его жесты, что для талантливого танцора было нетрудно. Новые зубы понравились ему больше всего.

Квартирка, маленькая и уютная, в отдаленном районе Ронвиля, снятая для него Хайдом, была олицетворением сбывшейся мечты. Потребности Питера оказались на удивление невелики.

Хорошее питание за двадцать дней довело его до кондиции Хайда. Теперь, стоя перед зеркалом в одинаковых костюмах, они оба поражались сходству.

— Теперь, — сказал Хайд, — ты должен усвоить самое главное. Мы нигде больше не должны показываться вместе. Ты появляешься только на сцене. Ни с кем не разговариваешь. Просто не открываешь рта. Ты поешь и танцуешь. Вся слава твоя. Но потом я подменяю тебя. Я буду разговаривать с журналистами, я веду дела, связанные с концертами, я занимаюсь всем. Ты же, кроме сцены, выходишь на улицу только с моего ведома и только в гриме, чтобы никто тебя не мог узнать. Это понятно?

— Эт–то х–хорошо, что т–ты будешь з–за м–м–меня г–гово–рить, — расплываясь в белозубой улыбке, сказал Питер.

— Завтра твое первое выступление, — объявил Хайд. — Зал небольшой. Но это только начало.

Двойника все устраивало. Он прекрасно чувствовал себя на сцене. Лучше, чем где бы то ни было. И так он чувствовал себя только на сцене.

Делая из Питера свою копию, Хайд развил бурную деятельность. Он нанял оркестр и разучил с ними восемь песен на свои слова и на музыку Питера. Питер репетировал один. Впрочем, он и не нуждался в серьезных репетициях. Оркестр недоумевал, потому что Хайд отказывался петь иначе как на концерте. Это породило слухи. Слухи породили интригу.

На концерт Хайд пригласил кучу ненужных богемных личностей, но главное — он пригласил толпу репортеров и критиков, а самое главное — Поупса Мэдока, самого крупного импресарио в Мок–Вэй–Сити и во всей Метрополии.

Хайд был окрылен. Он почти не волновался. Он знал, что будет успех. Но все же ликование накатывало волной, когда он среди суеты столбенел, вдруг понимая, КАКОЙ будет успех.

И Питер не подвел его. Успех был колоссальный.

А мистер Поупс Мэдок предложил недурственный контракт. Хайд поломался немного, набивая цену, и подмахнул контракт, после чего сгоряча буквально вбил в документ печатку.