По следам золотого идола - [34]

— Парни! — растроганно кричал аспирант. — Я вам дам свой московский адрес, и когда хотите, в любое время дня и ночи, хоть проездом, хоть в отпуск, как к себе домой…

Голубизна небосвода казалась чрезмерной и резала глаза. Скоро кончилась задымленная полоса и под нами, в нижних иллюминаторах начали проплывать прихотливо изогнутые вилюжские берега, ярко-зеленые пятна пойменных лугов и песчаные останцы.

Интересно, что-то поделывают наши? Этот, богатый для нас приключениями день им, наверное, показался рядовым, обычным. Липский, конечно, читал; Сашка томился в ожидании вечера, когда соберутся волейболисты, чтобы, как он выражался, «понянчить круглобокого». Что ж, несмотря ни на что, мы возвращались со щитом: в кокпите подтянутой под вертолетное брюхо моторки лежал плоский, крепко сколоченный и надежно засмоленный деревянный ящик.

Перед приземлением Андрей прокричал:

— Знаешь, давай не распространяться о том, что с нами было. Мол, съездили, выкопали ящик, а тут и попутный вертолет подвернулся.

— А капище? Самострелы, череп, священное дерево?

— Там теперь только головешки остались! Так стоит ли об этом распространяться?

Не знаю, правильно ли я сделал, но я согласился с шефом. Как знать, если бы я не кивнул головой, поиски идола пошли бы в другом направлении. Увы, будущее от нас, как сказал поэт, сокрыто. Нужно было выбирать что-то одно, и я выбрал вариант Андрея.

Запись 3

Пироговский ящик вскрывали с великими предосторожностями. Все заметно волновались, даже Пашка, который, сделав большой вклад в наше дело, стал причастным и к тайнам золотого идола. Впрочем, размеры ящика и его внешний вид многих разочаровали: Липский пожал плечами, Инга откровенно пропела «у-у-у», Яковенко хмыкнул весьма неопределенно.

Но когда заскрипела дубовая клепка и крышка ящика стала медленно подниматься, поддаваясь нажиму топора, все сгрудились около президента и затаили дыхание. В первую секунду мне показалось, что ящик пуст и в нем ничего нет, но тут же увидел отполированную до блеска, желто-коричневую, довольно тонкую деревянную пластину, всю сплошь покрытую вязью не то орнамента, не то рисунка. Мы все изумленно вздохнули.

— Вот так штука! — Ошеломленный Павел переводил взгляд с одного на другого. — И это все? Где ж ваш идол? Где пресловутая золотая баба?

— Действительно, что Пирогов занимался в своем медвежьем углу художествами, выжигал какие-то орнаменты и решил таким способом удивить мир? Ну и ну! — сказал Александр.

— Подождите, — остановил всех Андрей, поднося доску ближе к свету и внимательно изучая ее поверхность, — да, сомнений нет, ведь это карта! Притом весьма подробная и оригинально выполненная. Как правильно подметил Александр, все топографические знаки выжжены.

Доска пошла по кругу и, в конце концов, очутилась в моих руках. Гладкая, чисто обработанная и отлакированная поверхность ее была покрыта густой паутиной тонких, но хорошо проработанных, глубоких линий и кружков. Кружки были разные: маленькие — строго округлой формы; те, что побольше, имели самые разнообразные, порой причудливые очертания. Карта досталась мне последнему, все ее уже посмотрели, и мне не нужно было торопиться. Внимательно рассмотрев темно-коричневый узор, я обнаружил, что ближе к правому верхнему углу нанесен еще один элемент. Это был аккуратный небольшой крест, и рядом — несколько букв. Я тут же громогласно обнародовал свое открытие.

Картой снова занялся Андрей.

— Да, крест только один. И надпись единственная. Что же, по-видимому, Пирогов отметил то место, где он что-то в свое время нашел или спрятал. Тут же четыре буквы — «Б», «Л», «И» и «З». БЛИЗ! Очевидно, это дополнительное, усиливающее указание. Мол, поблизости от места, обозначенного крестиком. Или, скажем, крестом показано положение входа в пещеру, а надпись — что спрятанное следует искать в непосредственной близости от входа.

— Так вот где на самом деле спрятан золотой идол! — не выдержал я.

— Два идола! Ты неисправимый оптимист, — поддел Митяй, — всюду тебе мерещатся идолы. Нельзя же без конца фантазировать. Ну, допустим, Пирогов спрятал там медный котелок или пару старых калош.

— Фу, неостроумно, — сказала Инга, — ты, Митя, иногда, того, знаешь…

— Я опираюсь на факты, — он пожал плечами, — легенда о золотой бабе пока никаких подтверждений не получила, так зачем же трубить о ней без конца?

— Липский прав, — сказал постоянный наш арбитр Андрей, — прав в том смысле, что пока рано говорить о том, что имел в виду Пирогов, когда говорил о каком-то богатстве. Но он говорил о нем, это факт! И тот, кого он ждал, естественно, был полностью осведомлен о том, что это за «богатство».

— Об идоле он тоже говорил, Сергей Петров это утверждал. И старые калоши никто не будет прятать с такими предосторожностями, — не спустил и я.

— Ты все воспринимаешь в лоб, буквально. А тебе, как писателю, надо мыслить метафорами, гиперболами, аллегориями.

Митяй отличный парень, но почему-то обожает втягивать меня в спор. Потом, когда успокоюсь, думаю: «Ну, из-за чего, в сущности, разгорелся спор?» И бывает, вспомнить не могу. Даю себе зарок быть солидным, не заводиться из-за пустяков. А потом, глядишь, опять с кем-нибудь сцепился во вздорной дискуссии. Ну, хватит, все! Теперь уж буду держать себя в руках, и больше никаких словесных баталий.