По следам солнечного камня - [54]

Шрифт
Интервал

Айстис вспомнил, как ему было тяжело идти в одиночку, и спросил, как караван находит дорогу через пески.

— Дорогу указывает ветер. Он постоянно дует в одном и том же направлении. Ночью помогают звезды… Эти тропы мне как бы в наследство оставил отец, унаследовав их, в свою очередь, от своего отца. Мои предки, как и я, всю жизнь кочевали по пескам[78], — караванбаши вздохнул. — Отдыхайте. Когда у меня появится свободное время, я снова подъеду к вам. Если что-нибудь понадобится, позовите Таку, он сидит на спине верблюда, который вас несет.

Как бы в подтверждение этих слов, из-за тюков показалась черная голова мальчика.

Караванбаши отъехал.

Караваи продолжал путь. Стены ущелья то приближались друг к другу, то разбегались в стороны, и тогда караван оказывался словно на просторной равнине, которую обступали разнообразные башни, купола, арки и ворота, напоминавшие Айстису увиденное в Риме. Разница была лишь в том, что тут все эти сооружения были проделками ветра. Проносясь мимо вершин скал, ветер постоянно изменял их форму, то усовершенствуя свое творение, то уничтожая его. Островерхая игла могла превратиться в копну, а копна — в плоскую миску. Вскоре и она рассыпалась и своими очертаниями начинала смутно напоминать вереницу людей, идущих друг за другом…

Айстис любовался игрой ветра. Она все ускорялась. Не всем эта игра пришлась по вкусу. Забеспокоились всадники, охранявшие караван. Они стали скакать то вперед, то назад.

— Приближается буря! Песчаная буря!

Тишину нарушила резкая мелодия, похожая на крик осла. Она доносилась сверху. Клубы пыли, словно грибы, поднявшиеся над дюнами, в мгновение ока затмили солнце. Землю от неба как бы отделяла пелена. Вскоре она рассыпалась, и воздух оказался заполненным песчинками. Коричневый туман сгущался. Люди и животные стали задыхаться.

Но и это было еще не все. Песчаный туман стал накалиться, дохнул в лицо, словно огнем! Казалось, он стремится сжечь все вокруг.

Люди стали кутать голову в заранее приготовленную влажную ткань, от которой на миг становилось прохладнее. По ткань быстро высыхала, и нестерпимая жара снова жгла тело… Люди повалились наземь, крича от боли.

Недаром самум называют смертью в пустыне. Он похоронил многих, отважившихся путешествовать через пески. От самума гибли целые караваны! В песках порой только ветер обнажает кости погибших…

Самум свирепствовал немилосердно.

Песчаные ветры набрасывались на людей со всех сторон, острые песчинки набивались в глаза, нос, в уши, волосы.

Стало еще душнее. Показалось было солнце, но быстро скрылось в фиолетовом тумане. Воздух словно наполнился шипением и завыванием трущихся друг о друга песчинок. Казалось, что сама вечность завихрилась над повалившимися наземь людьми…

А может быть, как говорилось в книгах, которые Айстису читала Номеда, эти пески действительно не равнина, а яма, глубина которой посередине особенно велика? Вот он оказался на дне этой ямы, и весь песок сверху сыплется на него…

Самум прекратился спустя несколько часов. Однако люди, вконец обессилев, долго еще продолжали лежать не шевелясь…


Длинный караван верблюдов вновь двинулся по бескрайним пескам. Песок и камни после самума раскалены, словно их только что извлекли из печи. Небо все еще скрыто за розовой пеленой…

Не успели люди прийти в себя после пережитого, как послышались крики:

— Термиты! Термиты!

Айстис повернулся в сторону караванбаши. Тот взволнованно сказал:

— В такое время термитов здесь еще никто не видел! Наверное, их кто-то потревожил. Надо спасать животных, иначе термиты всех уничтожат!

Караванбаши поскакал в голову каравана и повернул первого верблюда в сторону. Едва все животные успели последовать примеру первого, как впереди в пески стала выливаться черная река шириной примерно в сто пядей! Плотно прижимаясь друг к другу, ползли крупные насекомые, похожие на муравьев. Их было так много, что через их массу не было видно песка.

— Термиты — страшные хищники, — сказал караванбаши. — Они поглощают все на своем пути: дома, зверей, животных, вещи, даже землю, — пока не насытятся…

Караван ждал, пока термиты скроются вдали, оставив позади себя тщательно утрамбованную дорогу. Лишь после этого можно было продолжать путешествие.

Под вечер путники добрались до места отдыха. Здесь должен был находиться колодец, а возле него — три пальмы. Но отдыхать не пришлось: на месте колодца темнела лишь неглубокая яма, засыпанная песком, а на месте пальм — развороченный песок! Это было все, что осталось после термитов.

Айстис с ужасом подумал, что произошло бы, если бы термиты застали их, спящих, врасплох…

Караванбаши, схватившись за голову, все повторял, что не может понять, кто бы это мог потревожить вечно голодных термитов…

Вместо отдыха караван продолжал путь на восток.


Наступил день, когда караванбаши разрешил Айстису пересесть с верблюда на коня. Настроение юноши заметно улучшилось: теперь он мог постоянно общаться с хозяином каравана.

— Мы направляемся в Беренике, — сказал однажды караванбаши. — Есть такой порт на краю песков… Завтра наши дороги разойдутся: ты повернешь на север, пойдешь вдоль реки и вскоре встретишь римлян. Нам с ними встречаться невыгодно: зачем зря платить пошлину?


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.