По следам рыжей обезьяны - [63]

Почти три часа мы добирались до Лау-Джохара, и Кэти так до сих пор и не смогла до конца простить мне этот ужасный переход. Обливаясь потом, мы брели под палящим солнцем вверх и вниз по крутым склонам холмов, через топкие поля риса пади и окутанные тучами насекомых банановые плантации. Кэти несколько раз клялась, что не может сделать ни шагу дальше. Бессильно опустившись на кучу наших припасов и пожитков, она пробормотала еле слышным голосом, что очень жаль, что этот переход не состоялся до нашей свадьбы, — тогда по крайней мере она знала бы, на что идет. Когда она узнала, что носильщики запросили всего по фунту на брата, то пришла в ярость. Она бы с превеликой радостью заплатила им вдвое, лишь бы избавиться от этой пытки.

Наконец мы вышли из аллеи кокосовых пальм на высокий берег реки Ранун, потом спустились вниз по извилистой тропинке. Из лачужки на берегу выскочил мальчуган и вывел из-под прикрытия берега лодчонку-долбленку. Мы взгромоздились на утлое суденышко, и наш маленький лодочник, лихо работая шестом, стал переправлять нас поперек лениво струившейся реки.

На противоположном берегу начиналась узкая тропинка которая вела мимо разбросанных там и сям масличных пальм к кампонгу. Здесь навстречу нам вышел сын Нами, Пангса, и спустя считанные секунды мы уже восседали на плетеных креслах, как по волшебству принесенных из какого-то потайного уголка деревни. Пангса вступил в единоборство с нашим багажом, а его брат побежал за свежими кокосами — это настоящий нектар для умирающих от жажды путников. Они совсем не похожи на иссохшие, залежавшиеся орехи, на которые так набрасываются посетители на английских ярмарках. Мы медленно смаковали прохладное сладкое молоко и выскребали из тонкой кожуры студенистую мякоть. Вскоре уже забулькал котелок с рисом, и жена Нами склонилась к огню, готовя нам ужин. Каждую минуту по короткой деревянной лесенке в прохладную полутьму хижины вливался новый поток посетителей, и женщины без передышки обносили новоприбывших чаем. К местному полицейскому, дядюшке Парбы, все относились с особенным почтением, и ему тут же освободили место поближе к нам, насколько это было возможно. К тому времени небольшая тесная комнатушка была битком набита людьми и наполнена дымом, так что дышать стало нечем, и мы были рады, когда нам удалось пробраться сквозь плотную массу тел и вдохнуть свежий ночной воздух. Мы побрели к реке искупаться, и это простейшее действие шокировало всех местных жителей. У них полагается совершать омовение отдельно мужчинам и женщинам, и этот обычай подчас приводит к забавным сценам: мужчины и женщины (отдельно!) плещутся в оросительных канавах по обе стороны дороги, весело перебрасываясь шутками, а мимо них с ревом проносятся машины.

Освежившись, переполненные ощущением прохлады, мы вернулись к дому в надежде, что наши любопытные гости, поняв намек, удалились восвояси. Но как бы не так: людей стало еще больше, и даже самый крохотный младенец прибыл поразвлечься на наш вечер. Мы пришли в ужас, когда сообразили, что они не только не собираются расходиться по домам, чтобы дать нам спокойно улечься в постель, но что они и пришли как раз ради того, чтобы полюбоваться на это событие. Нам не дали даже простынки, чтобы прикрыться, и чуть ли не силком уложили на новенькую пальмовую циновку, специально ради этого случая разложенную на жестких досках пола. При этом все непрерывно хихикали и толкали друг друга локтями. Мы лежали, крепко зажмурившись и одеревенев от смущения, и я боюсь, что наши посетители были горько разочарованы, потому что вскоре они начали исчезать один за другим. Неисправимые оптимисты появились снова с первыми лучами рассвета, но мы предвидели этот маневр и встали задолго до того, как начало светать. Ночь прошла беспокойно, тишину прерывал то лай собак, то плач детей, а у самых наших ног Пангса с матерью разбирали громадную кучу орехов канари.

Не успела высохнуть утренняя роса, как мы были уже в пути, но на этот раз большую часть груза тащил Пангса с двумя крепкими молодцами. Мы шли извилистой тропой по лесу, мимо горячих ключей, вверх и вниз по множеству мелких холмов и наконец вышли из-за поворота к нашему лесному лагерю. Нами и Парба встретили нас лучезарными улыбками, и я познакомил их с Кэти.

Мы выпустили Тигру и с тревогой следили, как она отнесется к новому месту. Но наше беспокойство было напрасным. В считанные минуты кошечка установила свои права на территорию, пошла на рысях гонять цыплят и шуганула нашу приветливую свинку. Не прошло и нескольких дней, как она превратила нашу курицу, заботливую и воинственную мамашу, не знавшую страха, в загнанную мученицу, которая в отчаянии не выпускала своих немногих оставшихся в живых цыплят из-под надежного прикрытия корзины.

В честь нашего бракосочетания Парба решил забить свинью — великая жертва с его стороны, потому что он считал обоих поросят своими лучшими друзьями. Когда он наконец решился на это злое деяние, я повел Кэти на небольшую экскурсию по окрестным джунглям, чтобы похвастаться перед ней нашими гигантскими белками, летающими драконами и местными тонкотелами. Изрядно проголодавшись после прогулки, мы явились к обеду, предвкушая угощение из сочной свинины с хрустящей корочкой. Но нам здорово не повезло: Парба решил угостить нас одним из своих фирменных блюд. Блюдо, если судить по результату, было приготовлено из рубленной на мелкие кусочки свинины, обильно сдобренной чистой водой и корицей, и представляло собой довольно сомнительное варево. Сияя от радости и гордости, он навалил на наши тарелки горы рису и щедро полил его своим варевом. На лицо Кэти стоило посмотреть — я уверен, что она много дала бы, чтобы расстаться со своим зоологическим образованием и пребывать в счастливом неведении о том, какие именно отборные кусочки свиного организма попали ей на тарелку. Она мужественно, преодолевая опасность подавиться, пробилась сквозь первую миску кушанья, но, когда то же самое произведение кулинарного искусства стало появляться ежедневно за каждой трапезой четыре дня кряду и с каждым разом от него все больше попахивало, Кэти пришлось сдаться на милость победителя. Не выдержав, она попросила Парбу сварить немного бубора (рисовой каши), который не идет ни в какое сравнение с его шедевром, и Парбу так встревожил этот явный признак недомогания, что он отрядил Турута на поиски бананов для мэм, проводив его страшными угрозами, чтобы он не смел возвращаться с пустыми руками. Должен признаться, что я был счастлив, когда со свинкой было покончено, но, пока Парба стоял надо мной с полной поварешкой, готовый подложить мне добавки, отказаться от его кулинарного шедевра было не так-то просто. После этого чреватого неприятностями праздничного пира мы решили не трогать вторую свинью, и Парба собирался было взять ее на свою свадьбу, которая должна была состояться в ближайшее время. Оказалось, что хуже мы ничего придумать не могли.