По следам рыжей обезьяны - [11]

Маргарет и Мидж отправились в путь вниз по склону, двигаясь характерным для орангов способом: медленно взбирались и раскачивали деревья, перемахивая с одного на другое, — этот способ движения позволяет орангам перемещаться, не спускаясь на землю.

Я оставил Милли, которая внимательно смотрела мне вслед со своего дерева, и последовал за ее удаляющимися друзьями, держась на порядочном расстоянии, чтобы не мешать им. Они взобрались на высокое дерево, усыпанное мелкими яйцевидными плодами рамбутана (нефелиума). Мидж устроился на недосягаемой для взгляда верхушке дерева, а Маргарет принялась кормиться на нижних ветвях. Время от времени она басовито похрюкивала, но, судя по всему, смирилась с моим присутствием и решила наесться досыта. Это было крупное животное более светлой окраски, чем ее спутники, с пронзительными блестящими глазами и торчащими рыжими усами. Волосы у нее на голове поднимались плотным густым пучком, обрамляя широкое лицо.

Очистив от плодов все ветки, до которых могла достать, Маргарет повернулась и принялась объедать следующую ветку. Куски кожуры, падавшие с более высоких ветвей, выдавали кормившегося там невидимого Миджа, но с той стороны, где мы оставили Милли, не доносилось ни звука. Мало-помалу они стали есть все ленивее, и Маргарет подолгу сидела не двигаясь, ухватившись за верхнюю ветку длинной рукой.

Солнце подбиралось к зениту, и становилось все жарче. Маргарет лениво передвинулась поближе к стволу и пригнула две ветки, положив их поперек развилки большого сука. Довольная своей работой, она устроилась на этом спартанском ложе. Мидж все еще кормился, поэтому я подкрался на несколько метров ближе, чтобы видеть его. Я смотрел, как он играет, трясет сучья и сгибает ветки. Подтянув к себе несколько веток, он подогнул их себе под ноги, устроив маленькое игрушечное гнездо. Потом нагромоздил еще несколько веток себе на голову, гулко постучал себя ими по спине, дергая их вверх и вниз, и, наигравшись, широко раскинул руки, так что ветки рассыпались вокруг него. Видимо, ему надоело играть, он оставил свое гнездо и спустился к Маргарет. Одной рукой он уцепился за ее спину, а другой — за ветку над головой и отдыхал в такой позе, молчаливо наблюдая за мной.

Прошло почти два часа, прежде чем оранги снова зашевелились. Казалось, что они позабыли обо мне и, быстро подзакусив, двинулись обратно вверх по склону, с привычной легкостью перемахивая с дерева на дерево. Они вернулись на гребень примерно в пятидесяти ярдах от того места, где я их впервые заметил, и уверенно направились к высокому дереву с красноватой корой. Мидж, а следом за ним и Маргарет вскарабкались по причудливому стволу крупной лианы, обвивающей ствол дерева, и перебрались на толстый сук. Ветви были увешаны колючими желтыми плодами размером с апельсин, и обезьяны принялись за эти плоды. На земле валялось несколько огрызков — значит, оранги бывали здесь и раньше. Маргарет без труда переламывала прочные ножки плодов и прокусывала толстую колючую кожуру, добывая сочную мякоть, но бедняге Миджу пришлось потрудиться. Он отчаянно грыз плоды и дергал их обеими руками, а когда ему наконец удавалось оторвать один, он трудился над ним несколько минут, пока добирался до сердцевины. Порой он повисал вниз головой, зацепившись ногами, как крючьями, и обрабатывая плод на нижней ветке. Пока оранги возились наверху, я подобрался к самому дереву и собрал несколько кусков оброненных плодов, чтобы пополнить коллекцию и позднее определить их. Плоды были колючие, как ежи, и истекали белым желеобразным соком. Я вскрыл один ножом и вынул крупные, похожие на бобы семена — они были сладкие и хрустели, как ядрышки американского ореха.

Над моей головой, со свистом рассекая воздух крыльями, опустилась на ветку большая птица-носорог. Она подняла тяжелый, увенчанный шлемом клюв и издала серию печальных криков. Ее причитания длились минуты три, становясь все чаще, пока не достигли темпа стаккато и не завершились жутким хихикающим клекотом. Через несколько минут, исполнив свою песню, птица снова улетела, распустив шлейфом длинный хвост. Маргарет невозмутимо продолжала есть, а Мидж снова спустился и уселся рядом с матерью. Он попытался выхватить у нее из руки кусок плода, но мать резко отдернула руку. Наконец после более чем двухчасовой трапезы Маргарет улеглась на большой сук и уснула. Мидж, которому наскучила эта ленивая жизнь, весело резвился в одиночестве, раскачиваясь и болтаясь на ветках или пригибая их себе на голову, как утром.

Около пяти часов Маргарет решила, что пора двигаться в путь, и стала слезать вниз по толстой лиане. Оранги так быстро передвигались по кронам в мою сторону, что я не успел спрятаться, и они заметили меня, когда между нами было метров десять. Маргарет глухо заухала и уверенно проследовала мимо меня, но Мидж все же испугался и, тихонько повизгивая, отправился в обход, пока не присоединился к матери. Он попытался оседлать ее, но она оттолкнула его без всяких нежностей, и он завизжал во всю силу своего тоненького голоса. Я держался на расстоянии, и они стали двигаться по склону гребня гораздо медленнее. Минут через двадцать, когда я потерял их из виду, они остановились. Я подошел поближе и стал ждать. Два черных фазана, украшенных широкими белыми хвостами, прибежали откуда-то по земле. Они встали друг против друга с поднятыми клювами и сердито заклекотали, пока один из них не дал стрекача, преследуемый по пятам победителем. Они исчезли так же внезапно, как и появились, но орангов все еще не было слышно.