По следам призрака - [3]

Иван Иванович, запрокинув голову, взглянул прищуренными глазами на ярко светившееся солнце, прислушался к щебетанью птиц, прятавшихся в чуть желтеющей листве берез, кленов, в кронах старых раскидистых сосен, улыбнулся невесть чему и закончил свой рассказ:

— Вот вы спросили давеча, почему, мол, я решил, что тут не самоубийство, а настоящее убийство? Видите ли, есть у человека привычки, которым он никогда не изменяет или же, по крайней мере, изменяет в весьма редких случаях. Вы знаете, Анатолий слыл человеком аккуратным, педантичным в некотором роде. А теперь представьте, этот человек, франт по натуре, кончает жизнь самоубийством в старом рабочем халате. Возможно ли такое? Нет, конечно. Привычка, знаете ли, — дело устойчивое. А у человека, чувствующего приближение смерти, она, говорят, приобретает поистине болезненный характер. Был случай, когда один страстный любитель цветов перед тем, как расстаться с жизнью, покрасил цветочные горшочки, удобрил землю в них и полил цветы. Это ли не доказательство справедливости моих слов? Ну, а клетка с канарейкой? Разве мог Анатолий в случае самоубийства сломать ее умышленно и лишить жизни пташку — единственное свое утешение после смерти сына? Опять же нет. Конечно, падая после неожиданного ножевого удара, который нанес ему брат, он уронил ее на пол и совершенно случайно придавил коленом, погубив и маленькую певунью. Вот, это вам, так сказать, негативные обстоятельства.

Ну, а если говорить о стороне чисто криминалистической, то у меня вызвали сомнения отпечатки пальцев на обложке журнала. Ведь судя по тому, как труден и неровен был почерк записки, а карандаш, которым она писалась, оказался под телом погибшего, записка на обложке журнала была написана Анатолием лежа на полу. Спрашивается: как же потом журнал этот перекочевал на стол? Сам потерпевший вряд ли был в состоянии переложить его туда, да и какой в этом для него прок. А если не он, то кто переложил журнал на стол? Конечно, Василий! Отпечатки его пальцев на обложке — красноречивое тому свидетельство! Спросите теперь, а для чего он сделал это? А для большей, так сказать, достоверности всего происшедшего, вот для чего. Ну, видите ли, брат пребывал в скверном расположении духа, вгорячах сел за стол, написал заветные слова — и порешил с собою. Не логично разве? На этот логический эффект он, вероятно, и рассчитывал, да, как сами видите, просчитался. Ну, с этим все ясно… Вот только до сих пор для меня остается непонятным одно: отчего же все-таки так плакала Татьяна, когда сидела там, в саду на скамейке?

АВАРИЯ Рассказ

Когда следователь Андреев прибыл на место происшествия, то ничего такого, что говорило бы о крупной аварии, упоминавшейся в экстренном сообщении милиции, не обнаружил.

Внизу, под уклоном заледенелой, гладкой, как стекло, дороги, врывшись колесами в снег, стоял малость помятый «Жигуленок». Возле него расхаживали работники милиции, среди которых выделялись инспектор ГАИ и еще двое каких-то гражданских, видимо, понятых.

Инспектор ГАИ, человек уже немолодой, аккуратный, несомненно знающий свое дело, тут же проинформировал:

— Превышение скорости, товарищ следователь. На дороге — гололед. Машину занесло, видать, развернуло, а потом бросило вниз. На колеса как раз и приземлилась. Прямо акробатика какая-то… А потерпевших двое. Мужчина и женщина. Супруги, похоже. А еще… — Инспектор замялся, закашлял, удивленно покачал головой. — А еще дитя малое обнаружилось, товарищ следователь. Тоже, видать, ихнее. Потерпевшие будто живы оба, и мужчина, и женщина. Только ранены очень. Их сразу в больницу увезли. А ребенку — ничего. Мы его у матери на руках нашли. Так и зажала его, свернулась вся в комочек. Сама-то зашиблась сильно, а чадо свое, кажется, уберегла. Может, еще и живы все останутся.

Увы, надеждам старого инспектора не суждено было сбыться. Вернувшись с осмотра и приехав в больницу, куда отвезли потерпевших, следователь узнал: женщина скончалась еще в пути, а водитель, оказавшийся, действительно, ее мужем, умер после операции.

Оперировавший его главврач, с которым Андреев встретился вскоре после того, как получил это печальное известие, лишь с сожалением развел руками:

— Ничего не поделаешь, Валерий Павлович! Это, наверное, тот случай, когда говорят: и медицина бессильна. Вдавленный перелом височной кости… Шутка ли? А она… она была обречена с самого начала. Словом, эксперты все скажут… Да, чуть не забыл! При водителе обнаружились документы. Паспорт, военный билет и прочее. Фамилия водителя — Крапивин. Крапивин Виктор Васильевич. Речник. Помощник капитана. Женат на Колесовой Ольге Ивановне. Ребенок, у них. Кстати, он здесь, у нас.

— С ним случилось что-нибудь?

— Нет, с ним все в порядке. Правда, напуган здорово, но ничего, это пройдет. Если желаете, то можете взглянуть на него. Заодно и документы заберете…

Чудом уцелевший ребенок оказался прелестным годовалым мальчишкой с маленьким, почти крошечным ротиком, большими серыми глазами и темными, мягкими, как лен, вьющимися волосами. Он лежал на кроватке тихо, без единого звука и шороха, положив поверх одеяла пухлые ручонки и уставившись неподвижным взглядом в потолок, на котором светились два солнечных зайчика. Малыш словно размышлял о чем-то, не удосужив вошедших даже случайным взглядом.