По следам кочевников. Монголия глазами этнографа - [37]

Проснувшись на следующее утро, 24 мая, мы видим за окном снежный буран, который кажется продолжением вчерашнего фильма. Вихрь треплет деревья, склоняя чуть не до земли макушки стройных осин. Боясь, что снег занесет расположенный в котловине город и мы не сможем вовремя выбраться, решаем тут же трогаться в путь, хотя по программе должны были провести в Цветущем Саду еще одни сутки. Цэцэрлэг заслуживает свое название: дома окружены деревьями и палисадниками, а в окрестностях зеленеют рощи и леса, радующие глаз, привыкший к пустынным горизонтам, В Монголии редко встречаются сады и древесные насаждения, природные условия и кочевая жизнь не очень-то благоприятствуют садоводству.

Мы выезжаем в десять часов; за день нам предстоит проделать 280 километров. Вот и Белый перевал [Цаган-Даба]. Здесь, действительно, все белое. С высоты открывается чудесный вид на вершины Хангайского хребта. На перевале лес. Наша машина с трудом взбирается вверх по покрытой льдом, земле. Мы среди самых высоких гор Ара-Хангайского аймака. Ледяной ветер хочет во что бы то ни стало пробрать нас до костей. Да, доха из козьей шкуры приходится весьма кстати. На мне лыжный костюм, шуба и поверх всего монгольская доха. Только в таком облачении можно вынести этот холод и ветер. Вспоминаю, что совсем недавно купался в Орхоне, и при одной мысли о купании меня охватывает озноб.

Миновав Белый перевал, попадаем в долину Хойт-Тамрын-Гола. Наш грузовик следует вдоль русла небольшой речки, В полдень останавливаемся в местечке Хурун, расположенном в Чулуте (Каменном сомоне) Ара-Хангайского аймака. Обедаем на постоялом дворе, являющемся одновременно магазином. Все это заведение обслуживает один человек, в котором Сумья узнает своего старого знакомого. Тогда наш водитель покупает у «лавочника» две коробки папирос и пачку печенья и тут же дарит их «смотрителю» постоялого двора. Обряд преподношения подарков хранит для меня еще много неведомых тайн, Вскоре убеждаемся, что название «Каменный» очень подходит к этому району. Вот и долина Каменного ручья, а вокруг нас каменные поля. Весь этот каменистый ландшафт поражает своеобразной красотой. Нас окружают скалы причудливой формы и окраски, дикие каменные гряды. Куда ни взглянешь, везде одни лишь камни, и все же можно ехать целыми часами и не соскучиться, любуясь новыми картинами и затейливыми каменными скульптурами.

Машина продвигается среди камней не быстрее, чем это мог бы сделать пешеход. Ручей некоторое время играет с нами в прятки, то появляясь, то исчезая на дне своего каменистого ложа, а (затем окончательно скрывается, и мы едем вдоль сухого русла. Укладываюсь на дне кузова и пытаюсь вздремнуть часок, что плохо удается при такой тряске. Снова любуюсь разнообразием окружающих нас ландшафтов. Незаметно день начинает клониться к вечеру.

Наша машина опять поднимается в горы. Немного потеплело, но ветер не утихает. Забираемся все выше и выше, скоро достигнем границы вечных снегов. Местность становится все более пустынной и мертвой. Деревья совсем исчезли, трава встречается все реже, а снежные пятна — чаще. Слева вздымаются увенчанные снегами вершины; мы почти на одном уровне с ними. Кажется, что здесь нет ничего живого — ни птиц, ни зверей. Каменистому руслу надоедает взбираться вверх, и оно сворачивает налево, в окутанную таинственной тенью котловину. Поднимаемся еще немного вверх и достигаем перевала Эгийн-Даба. Мы на высоте 2700 метров, почти в три раза превосходящей самую большую гору Венгрии — Кекеш. Воздух здесь слегка разреженный, но мы не испытываем никаких неприятных ощущений. Вид отсюда необычайно хорош: под нами весь Хангайский хребет, ведь мы находимся почти в самом его центре. Нигде никакого жилья, ни одной юрты, одна величавая мертвая природа.

На вершине перевала стоит странный холмик «обо». Согласно древним верованиям, среди духов гор, долин и ручьев самыми властными и могучими, а значит, и самыми страшными были духи «владыки» горных вершин и перевалов. Путник всегда старался умилостивить их, чтобы они не обрушили на него каменной лавины или оползня, не ослепили снежными вихрями, не подвергли самым ужасным опасностям. Для умиротворения горных духов им приносили различные дары: любимую вещь или прядь полос, словом, что-нибудь принадлежавшее путнику. Но жизнь вносила свои поправки и в суеверные обряды, не допуская, чтобы приношения становились слишком обременительными для жертвователя. Да и откуда было бедному пастуху достать столько сокровищ, чтобы одарить духов всех горных вершин и перевалов, встречавшихся на его пути? Поэтому вместо любимой пиалы он приносил в жертву старый черепок, вместо одежды — тряпку, а если у него вообще ничего не было, то бросал на холмик ком земли или камень. С течением времени холмики росли, пополняясь жертвоприношениями всех проезжавших мимо путников. Поклонение горным духам древнее ламаизма, но в Монголии и Тибете оно процветало до последних лет, облекаясь иногда в более современные формы: шоферы, например, бросали на жертвенник дырявые покрышки. Этот обычай широко известен и в других странах, но ученые сохранили за такими памятниками монгольское название обо