По следам кочевников. Монголия глазами этнографа - [107]
Утром из гостиницы «Алтай» отъезжает маленький караван машин. Бросаю последний взгляд на площадь Сухэ-Батора, на памятник герою, театр, Дом правительства и стоящего на перекрестке регулировщика уличного движения в белом мундире со смуглым лицом.
Самолет подают с похвальной точностью; около трапа в последний раз обнимаю Сухэ-Батора, к которому успел привязаться за месяц совместных странствий по стране. Прощаюсь и с остальными монгольскими друзьями. Дверца самолета захлопывается. Быстро проверяю, все ли вещи на месте, и сажусь у окошка. Фигурки моих друзей становятся совсем маленькими, потом исчезают.
В Иркутске провожу гораздо меньше времени, чем было предусмотрено. На вылетающем раньше ТУ-104 есть еще несколько мест, и мне предлагают занять одно из них. Сколько мне пришлось переволноваться из-за этого позднее!
Лететь на ТУ-104 — не то что на обычных винтовых самолетах. Воздушный корабль набирает гораздо большую высоту, и полет его более плавный. С высоты восьмидесяти километров расстилающийся внизу ландшафт похож не на географическую карту, а скорее на глобус, виднеющийся сквозь облака. А ночью кажется, будто летишь среди звезд и Земля — лишь одна из них. Миловидная русская стюардесса подробно объясняет устройство ТУ-104, рассказывает, что в кухне имеется плита, но на ней не готовят, а только подогревают кушанья, приготовленные в ресторане аэродрома. Буфет, или бар, расположен между двумя пассажирскими салонами. В самолете ТУ-104 меньших размеров 52 места, а ТУ-104А берет 70 пассажиров.
От Иркутска до Москвы летим шесть часов с одной посадкой. Самолет движется со скоростью вращения земного шара. В три часа по местному времени мы заняли места в самолете, и время как бы останавливается: когда мы опустились, было все те же три часа по местному времени. Один из наших пилотов подробно объясняет мне, что будет, когда самолет станет летать с быстротой, превышающей скорость вращения Земли, и в направлении, противоположном ее вращению. В таком случае мы будем прилетать раньше, чем вылетели; это не укладывается в сознании. Но недурно бы прокатиться так с воскресенья на понедельник! Летя вокруг земного шара, когда-нибудь мы все же пересечем грань следующего дня, а значит, и на место вылета прибудем на другой день, разве только несколько раньше, чем вылетели. Не решаюсь спросить у моего новоиспеченного друга летчика, что будет, когда самолет полетит со скоростью, в два раза превышающей скорость вращения Земли. Прибываем в Москву; закомпостировав билет, без малейшего дурного предчувствия отправляюсь получать багаж. Но его нигде нет. Пожилой носильщик преисполнился ко мне сочувствием и пересмотрел все прибывшие чемоданы, а потом с дежурным по аэропорту обыскал самолет. Но багажа нигде не было. Нетрудно догадаться, что я испытывал. В чемоданах были не только результаты месячного труда, но и уникальные материалы: тибетские рукописи, деревянные гранки. Крепко сжимал я в руках портфель, стараясь утешить себя тем, что положил в него копии списка слов, собранных у даригангов. Уныло разгуливая по залу ожидания Внуковского аэропорта, я вдруг увидел Нину, стюардессу нашего самолета. Она собиралась ехать в город: служебное время истекло. Рассказал ей о постигшем меня несчастье. Вместе нам удалось установить, что в Иркутске, мой багаж не погрузили в самолет. Я уже говорил, что собирался лететь другим самолетом; туда и внесли мой багаж, а потом в спешке забыли перенести мои чемоданы.
Поужинал в ресторане аэропорта без всякого аппетита и снова уселся в зале ожидания, поджидая иркутский самолет.
Ночь мне показалась бесконечной. Иногда я начинал дремать на скамейке, но громкоговорители, объявлявшие о посадке или о прибытии самолетов, каждый раз будили меня. Начало светать, когда наконец объявили о прибытии самолета из Иркутска. Машина опустилась на бетонную дорожку. Мне пришлось ждать, пока сошли все пассажиры и выгрузили багаж. Мои чемоданы оказались последними. В ту минуту служащие иркутской линии были для меня милее всех людей на земле. Радостно сжимал я ручки своих чемоданов. Времени оставалось в обрез, ровно столько, чтобы сдать чемоданы на будапештский самолет, а на него уже объявили посадку. Без дальнейших приключений долетел я до Будапешта.
Итак, кончилось мое второе путешествие в Монголию, но настоящая работа только начинается. Из отрывочных записей в тетрадях только после длительной и основательной обработки выкристаллизуются детали, и схема, набросанная в дневнике, наполнится каким-то содержанием.
Прошло несколько месяцев после моего возвращения, и вот я снова сижу с пером в руке и пишу монгольские слова. Только теперь уж не у очага монгольской юрты, а в своем кабинете. Но у меня в гостях монгольский друг, и мы беседуем с ним о моей поездке, об Улан-Баторе и общих знакомых. Перед нами, как и там, стоят чашки с дымящимся чаем, и устав от воспоминаний, рассказов и планов на будущее, мы молча попиваем ароматный горячий напиток.
Ответив моему другу на интересующие его вопросы о жизни Венгрии и состоянии нашей науки, я делюсь с ним тем, какие цели ставил перед собой, занимаясь исследованиями в Монголии, и сообщаю ему некоторые выводы. Минутная стрелка уже несколько раз обегает по кругу, а он задает мне все новые и новые вопросы. Почему я интересовался главным образом древним кочевым земледелием, а не агротехникой современных государственных хозяйств? Почему я так подробно записывал названия различных частей юрты и совсем не обращал внимания на современную строительную технику? Почему с таким любопытством я выслушивал подробные рассказы о древних свадебных обрядах, вместо того чтобы расспросить юриста о нормах современного монгольского брачного права? В его вопросах нет упрека, он знает, что я был послан в экспедицию Академией наук Венгрии не как агроном, экономист или юрист и не в качестве журналиста. Просто мой монгольский друг хочет понять меня до конца. И когда я ему все поведал, он задумчиво смотрит на меня и говорит:
Для современного читателя книга о Монголии ─ это книга-открытие. Монголия ─ разнолика. Это и страна диких степей, пустынь и полупустынь. Ее территорию оживляли в разные времена племена кочевников-номадов. Века становления, войн, триумфа и угасания позволили ее народу вобрать в себя и ассимилировать культуры и традиции многих, кто приходил на эту землю. Книга будет интересна широкому кругу читателей.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.