По следам Добрыни - [92]

Но эта система была интересной и в другом отношении; в ней поддавались выражению сложнейшие политические понятия и программы. Суверенитет. Коалиция земель. Право войны и мира (для державы, но также и для отдельных земель). Гегемония. Вассалитет и сюзеренитет. Привилегии земель и их порядок. Но также борьба против самовластия. Борьба за народные права. Борьба за свержение варяжского ига. Конституционная монархия. И даже, как мы убедились, федеральный парламент державы. Все это, в любой комбинации, могло быть при такой системе просто и четко выражено и закреплено через фигуры земельных богов.

Подобного совершенства не знали ни деспотическая Византия, ни весь тогдашний христианский и мусульманский мир. Русская система признанного разнобожия земель, пронизанная веротерпимостью и свободолюбием, и выросшая на этой почве языческая русская культура оказали глубокое влияние и на характер русской культуры после крещения страны Добрыней и Владимиром. Следов языческого влияния на культуру раннехристианской Руси обнаруживается по мере изучения все больше. Рыбаков даже выдвинул формулу – «христианство слилось с язычеством»[103].

Так, былина рисует Владимира и его пиры чисто языческими красками (несмотря на упоминание икон и церквей). Так, на пирах Владимира пьют мед из турьего рога – это языческий ритуальный напиток и ритуальный сосуд. И никакого перелома в былинах при переходе от языческой эпохи к христианской не наблюдается.

Так, русские, в том числе и знать, и даже князья, продолжают и после крещения Руси (еще столетия!) именоваться в официальных документах «мирскими» (то есть языческими) именами, а их параллельные христианские имена рассматриваются как второстепенные и зачастую упоминаются лишь в сугубо церковных документах. Никому и в голову не придет именовать, к примеру, Ярослава I Георгием I (по его крестному имени); но из-за привычности этого мы не задумываемся над тем, насколько странен такой обычай для христианской страны.

Низложение бога-волка и его последствия. Еще когда победа была далека, именем Хорса Новгородского и Даждьбога Древлянского ставился в государи Олег, а затем Владимир. Теперь же, в 980 году, Хорс стал первым богом в державе (то есть был такой же серьезной фигурой, как Юпитер Капитолийский или Ра Египетский). Но числился вторым. Могло ли это продолжаться долго? Нет, ибо Шестибожие было лишь временным решением. Владимир и Перун, принужденные заключить компромисс, не только не доверяли друг другу, но просто ненавидели друг друга.

Перун поневоле терпел ненавистного государя, но должен был мечтать о реванше (а «чудо Перуна» могло сделать контргосударем любого ставленника его жречества, облегчив переворот против Владимира). В свою очередь, Владимир терпел поневоле небесного государя, который продолжал оставаться опасным даже под неусыпным надзором богов пяти других земель.

Поскольку Перун и Владимир были заклятыми врагами, дело должно было при первой возможности кончиться низложением одного из них. А так как на страже трона Владимира стояло оружие пяти союзных земель (и новгородская армия в Белгороде, в двух шагах от Киева!), обречен был Перун. И, укрепив трон Владимира, Добрыня мог наконец рассчитаться с кровожадным Змеем Горынычем сполна.

Перун был низложен. Не за язычество, а за государственную измену, за нарушение княжеского долга перед Русью! Судим прочими богами-покровителями и признан виновным и утратившим право на небесную корону Руси. Пункты обвинения легко рассчитываются от 882 года, когда Перун продал державу варягам, и до 977-го.

Таким образом, древлянская конституционная теория, антитеза «волка и пастуха», теория долга перед народом, была спроецирована на небо: вслед за князьями-волками – Игорем и Ярополком был свергнут и их покровитель, бог-волк Перун. За преступления перед своим народом, за государственную измену стране, которую обязан был беречь как бог-пастух. Но которую продавал и варягам и печенегам. Произошло это, вероятно, в 985 году.

Христос же в низложении Перуна не играл ни малейшей роли. Наоборот, крещение Руси явилось парадоксальным последствием низложения Перуна.

Казалось бы, вакантный небесный трон должен был занять Хорс, став «конституционным» небесным государем Руси. Или если уж не Хорс, то Даждьбог. Но это было невозможно, поскольку они были территориальными небесными князьями. Хорс и Даждьбог могли завоевать гегемонию над Перуном и Киевом, могли и низложить Перуна, но не могли сами переехать в Киев!

Их статуи в Киеве стоять могли, но сюда сами боги как бы прилетали на «съезд князей», а главные храмы их, личные столицы, по-прежнему незыблемо находились в Новгороде и Коростене. Поэтому формальное провозглашение кого-либо из них новым верховным богом державы означало бы перенос столицы Руси из Киева либо в Новгород, либо в Коростень.

Такой перенос оказался для Добрыни и Владимира неприемлемым по множеству причин: Киев был традиционной столицей, обладал особым стратегическим положением, за его освобождение велась долгая и упорная война, и еще многое другое. Где оставалось искать выход? В приглашении нового Полянского и нового верховного бога державы «со стороны»! Это и было вскоре сделано. Вероятно, в 986 году (вспомним сведения монаха Иакова).