По следам динозавров - [7]

Оставив пока караван на месте, мы отправились к телеграфной станции, расположенной на расстоянии нескольких миль у подножья Туеринских скал. Трудно представить себе более дикую и суровую местность. Сама «гора», под влиянием выветривания, давно превратилась в хаотическую груду гранитных обломков. Тут мы решили разбить свой лагерь и вызвали сюда наш караван.

Мерин, руководитель каравана, на отдыхе.

Вскоре длинная вереница верблюдов показалась между скал. Миновав палатки, караван разбился в три шеренги, верблюды плавно опустились на колени, началась разгрузка.

До прибытия каравана мы вели спартанский образ жизни. Теперь мы окружили себя комфортом: в нашем распоряжении имелись теперь складные столы, кресла, койки и свежие продукты. В ожидании ужина, мы с женой отправились на вершину скалы, чтобы полюбоваться закатом солнца. Был теплый летний вечер. В воздухе царила мертвая тишина. Вдруг позади мы услышали глухой гул, шедший с севера. Гул все усиливался, а из-за скалы появилось желтое облачко. Воздух внезапно похолодел. Было ясно, что надвигалась буря. Мы поспешили скорее в лагерь. Едва мы успели обогнуть скалу, как увидели, что на наши палатки спустился воронкообразный столб пыли и песка. Воцарилась кромешная тьма, среди которой мы ничего не могли разобрать. Загремела металлическая посуда, захлопали полотнища палаток, и наши кровати, столы и кресла покатились вниз по склонам холма. Прислонясь к высокой скале, мы видели, как смерч, крутясь, скользнул на равнину и понесся вдаль. Смерч еще не перестал бушевать, как все бросились спасать и приводить в порядок имущество под жалобные причитания нашего повара Лиу: бедный Лиу думал только о своем зажаренном гусе; когда он увидел свою сковородку прижатой к стене и наполненной песком, это переполнило чашу его восточного долготерпения…

Было уже совершенно темно, когда лагерь был снова восстановлен. Температура спустилась на тридцать градусов, и с этим первым ветром снова вернулась зима. Она продолжалась до 22 июня.

Глава IV В городе живого бога

Монастырь Туерин лежит к западу от груды гранитных скал, где мы разбили свой лагерь. Три храма, окруженные сотнями крохотных белых зданий, гнездятся в глубокой ложбине, защищенной с севера высокими холмами. В этих домиках, окрашенных в белый и красный цвет, живут тысячи лам, обрекших себя на жизнь в унылой пустыне.

На следующий день по приезде в Туерин мы отправились в монастырь, где Шекельфорд рассчитывал произвести кинематографическую съемку. Едва автомобиль подъехал к краю ложбины, как сотни лам выбежали нам навстречу, окружив нас тесною толпою. Монголам нельзя отказать в гостеприимности, но они не могут похвастаться чистоплотностью. Они очень редко моются и при еде имеют привычку вытирать жирные пальцы об одежду, так что вся она обыкновенно бывает пропитана бараньим жиром.

Эта оговорка, вероятно, несколько разочарует тех, кто рисует себе Туеринский монастырь обителью, благоухающею миррою и ладаном. Однако, внутренность храма, его таинственный полумрак и мерцающие желтые огоньки светильников, его стены и алтарь, убранные разноцветными тканями, производит неизгладимое впечатление. Шекельфорд, с его подкупающей приветливостью и юмором, быстро завоевал симпатии лам, и его камера беспрепятственно путешествовала по всем заповедным уголкам монастыря.

Ламаизм, господствующая религия Монголии, занесена сюда из Тибета. Он в значительной мере способствовал современному вырождению монгольской расы. Старший сын в каждой семье обязан быть священником, а иногда и все мальчики посвящают себя этой профессии. Все времяпрепровождение лам сводится к пению непонятных им самим тибетских молитв, и все они, в сущности, представляют нравственно и умственно недоразвитых паразитов, живущих за счет суеверного и невежественного населения.

При всей своей нечистоплотности, ламы содержат свои храмы в большом порядке и чистоте. В глубине главного здания помещается статуя Будды над алтарем, перед которым теплятся неугасимые лампады. На полу, в центре храма, разостланы молитвенные коврики или циновки, а с потолков спускаются яркие цветные полосы шелковых тканей. Стены храма украшены живописью, изображающей различных богов и богинь, зачастую крайне похотливого вида. Главный жрец сидит на возвышении, вправо от алтаря; внизу у его ног размещаются на циновках остальные ламы. Однообразное пение гортанных голосов, прерываемое звуками цимбал и барабанною дробью, в этом полутемном помещении производит странное, тягостное впечатление.

Всячески оберегая свой религиозный культ от стороннего вмешательства, монголы, подобно китайцам, полагают, что могут одурачить своих богов. Один миссионер рассказывал мне, как однажды он застал компанию лам, предававшихся кутежу и произносивших самые непристойные слова. На его вопрос, как они решаются вести себя так перед священными изображениями, они ответили, что боги их не видят, так как глаза у них закрыты бумагой, понять же их пение они не могут, так как разговор ламы вели не на монгольском, а на тибетском языке. Предполагается, что лама должен навсегда отречься от мирской жизни. Но ламы нередко нарушают принципы буддизма. В Алтайских горах моим проводником был лама, который до посвящения был охотником. Тяжко заболев, он дал обет Будде в случае выздоровления стать священником. Верный своему обещанию, он обрил голову и, как настоящий лама, жил при храме, но не постоянно, а только несколько месяцев в году. Потом он возвращался к привычной вольной жизни в горах.