По следам динозавров - [14]

Монголы очень боятся смерти в своем доме, и при серьезной болезни кого-нибудь из членов семьи обыкновенно обращаются в бегство, унося с собой юрту.

Шекельфорду удалось сделать целую серию снимков из монгольского быта. Выгон скота на пастбище, доение коров и кобыл, изготовление сыра и кумыса, плетенье веревок из верблюжьей шерсти, выделка кож для юрты, все эти и им подобные сцены мастерски зафиксированы были Шекельфордом на фильме.

Окрестности Тсаган Нора давали широкий простор для моих зоологических исследований. Озеро и его берега кишели дичью. Мы встретили здесь редкие породы диких гусей и лебедей, чаек, водяных ласточек. В высокой траве у озера прятались лисицы. Антилопы и куланы паслись на равнинах за нашим лагерем. К своему удивлению, мы встретили здесь землеройку и ежей. Один из китайцев, сопровождавших нас, охотился на последних в сумерках с факелом. Мы с Шекельфордом приручили одного ежа, который стал нашим общим любимцем. Мы прозвали его «Джонни Тсаган Нор». При небольших размерах, — всего восемь дюймов в длину, — он отличался необычайной прожорливостью. Вскоре после нашего возвращения в Пекин, нам привезли детеныша-аллигатора, длиной в пятнадцать дюймов. Аллигатор и «Джонни Тсаган Нор» провели ночь вместе в большом ящике в углу лаборатории. На другое утро аллигатор оказался мертвым, и часть его была съедена: то была работа Джонни. Шекельфорд при отъезде экспедиции из Китая решил не расставаться с ним, и «Джонни Тсаган Нор» в настоящее время процветает в Нью-Йоркском Зоологическом Саду.

В озере водилась рыба; мы угадали это по широким кругам на поверхности; на удочку, однако, рыба не шла; тогда мы закинули сеть и поймали большое количество пескарей и плотвы. Часть добычи мы консервировали в формалине.

Тсаган Нор имеет около трех миль в длину и до двух миль в ширину. Но, благодаря сильному испарению воды, оно быстро уменьшается. В 1925 г. озеро даже совершенно высохло. Беркей и Моррис насчитали семь прежних береговых знаков, самый высокий из них на двадцать восемь футов выше теперешнего уровня воды. Очевидно, озеро когда-то занимало очень значительное пространство.

Несмотря на протесты Гренжера, Беркея и Морриса, упорно отказывавшихся от развлечений, я настоял, чтобы вся наша компания собралась в Тсаган Норе 18 июля посмотреть на состязание, которое устраивали монголы под руководством моего приятеля, монгольского старшины. За две недели до торжества он разослал по окрестностям гонцов с приглашением — принять участие в празднике. В программу входили беговые состязания на пони и на верблюдах, борьба, укрощение диких лошадей и, в заключение, угощение. Кочевой образ жизни под открытым небом сделал из монголов страстных любителей спорта и в этом отношении они ближе и понятнее для англичан, чем китайцы.

В день состязания мы все отправились на сборище, захватив с собой фотографические камеры. На поляне собрались толпы мужчин и мальчиков, разодетых в красные, желтые и лиловые цвета. Пятьдесят пони уже находились на старте, в пяти милях от нас. Вскоре вдали показалось облако пыли и замелькали силуэты пони, которые приближались к нам неровной линией. Все наездники были мальчиками лет десяти или двенадцати.

Первым пришел великолепный гнедой пони с наездником из рода лам. Когда первое состязание закончилось, наездники начали бешено кружиться вокруг группы лам, распевая дикие песни.

Очень интересною оказалась скачка на верблюдах; мы с удивлением наблюдали, как быстро эти неуклюжие животные снимались со старта и какую скорость они развивали в беге. Укрощение диких лошадей разочаровало нас. Следующий номер, — борьба, в которой принимали участие тридцать мужчин, велась по всем правилам искусства. Счастливый победитель отделался синяком под глазом.

По окончании состязания, все собрались на пиршество в юрту старшины. Монголы покорно ждали, пока Шекельфорд устанавливал свою камеру. Затем внесли два огромных деревянных блюда с шестью баранами. Каждый из двухсот присутствовавших гостей, получив кусок баранины, удалялся в угол, набивал себе рот до отказа и принимался жевать, отрезая кусочки перед самым носом. Мы смеялись до слез, а Шекельфорд усердно снимал сцену за сценой. Эти снимки — едва ли не самые комичные из всей коллекции его фильм.

Наша экспедиция разделилась на три группы. Гренжер и Шекельфорд вернулись в «Лагерь диких ослов», где, по словам монголов, находились кости величиной с человека. Мы с Колгетом остались на прежнем месте у Тсаган Нора, а Беркей и Моррис перебрались на южный берег озера, заканчивая картографическую съемку озера. Они вернулись в лагерь 3-го августа во время обеда, и мы просидели до полуночи, слушая их рассказы об исполинских скалах, на которые им пришлось подниматься.

На следующий день лил дождь, а при закате солнца, роскошная радуга раскинулась феерической аркой через все озеро до вершины Баго Богда. На небе под радугой пылали огненные языки. С западной стороны красноватые облака, окаймленные золотом, нависли над пустыней. Волны света заливали гору: лиловые, зеленые, пурпуровые, они переливались с такою быстротою, что трудно было уловить смену красок. Мы замерли в немом восхищении, чувствуя, что никогда больше не увидим подобной красоты! Как раз в это время с севера подъехал черный автомобиль Гренжера и Шекельфорда.