По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - [24]
«Даже если мы перебьем ружейным и пулеметным огнем половину австрийцев, то все-таки их слишком много, они задавят нас своим числом», – подумал я. Но вдруг сзади меня очень близко, сотрясая воздух так, что он слегка толкал в грудь и лицо, и заставляя звенеть в ушах, отрывисто и с каким-то металлическим отзвуком оглушительно и почти мгновенно прогремели несколько выстрелов подряд: «Тян-н… тян-н… тян-н… тян-н…» Я с ужасом встал на ноги и оглянулся назад, предполагая, что где-нибудь недалеко разорвались какие-нибудь чудовищные снаряды. Но в этот момент вновь потрясли воздух четыре сухих мощных удара, и что-то опять с неимоверной быстротой свистнуло над моей головой так, что я невольно, как подрезанный, присел на землю, и понеслось с приятным, продолжительным и постепенно замирающим шелестом вдаль. Я понял, что это, наконец, заговорила наша артиллерия, ставшая на позицию, и сердце мое радостно и трепетно забилось. Дрожащими руками я поднес бинокль к глазам и устремил взор на широкий скат, где появлялись все новые и новые волны австрийцев. Четыре белых дымка наших шрапнелей показались немного левее наступавшего врага, и сотни пуль рассыпались по полю, поднимая множество маленьких облачков пыли, как будто кто-то взял в гигантскую руку горсть камешков и швырнул их на землю. Через несколько секунд издали донеслись глухие звуки разрывов.
– Эх, маленько бы поправее, в аккурат бы в «его» цепу! – с досадой воскликнул какой-то солдатик.
Все с напряженным вниманием следили за двигавшимися как тучи колоннами противника, и каждому так и хотелось крикнуть нашей батарее: «Правее, правее пустите!» Но, видно, там тоже не зевали. Не успели еще рассеяться дымки разорвавшихся шрапнелей, как снова почти одновременно загремели четыре выстрела, и с шипением понеслись незримые стальные птицы, будто торопясь загладить свою ошибку Все, затаив дыхание и забыв о рвущихся гранатах противника, взглянули вперед. Снова мелькнули в воздухе низко над землей четыре белых дымка, и густое облако пыли, поднятое шрапнельными пулями, окутало на мгновение наступавшие колонны врага. Наша артиллерия, наконец, пристрелялась… Громкий крик одобрения вырвался у тех, кто видел этот величественный момент. Какой-то дикий восторг нашел на всех. Всяк почувствовал, что с такой могучей помощницей мы не подпустим противника. С той минуты наша артиллерия открыла убийственный огонь. Батареи стреляли очередями. Казалось, земля стонала от страшного грома орудий. Над нами ежесекундно, как ураган, проносились десятки снарядов, сверля воздух и как-то жалобно воя, и через несколько секунд издали доносились частые и глухие звуки разрывов. А там!.. Что делалось там, где чернели эти массы людей?! Там был ужас, там был ад!.. Наши шрапнели рвались одна за другой, иногда по пяти, по восьми сразу, засыпая тысячами пуль хлынувшие волны врага. Гранаты яростно вскидывали вверх черные фонтаны земли. Весь скат, который только мог охватить глаз, устилали облака желтой пыли, не успевавшей рассеяться от рвущихся беспрерывно снарядов, и сквозь эти облака, как сквозь дым, темнели наступавшие колонны противника. Я смотрю в бинокль на одну… Вот она быстро спускается по скату… Вдруг несколько белых дымков шрапнелей закружились около нее, и мгновенно она потонула в облаке пыли… Когда дым и пыль немного рассеялись, я увидел только жалкую кучку людей, которые как обезумевшие еще продолжали бежать… Боже, что это была за необыкновенная, захватывающая картина! Огонь нашей артиллерии все сметал на своем пути. Одна австрийская батарея расхрабрилась и стала на открытую позицию, но она не успела сделать и одного выстрела, как уже русские гранаты посыпались на нее, взрывая землю, разбивая зарядные ящики, ломая колеса… Через несколько минут австрийская батарея была разнесена вдребезги; на ее месте лишь валялись обломки орудий и зарядных ящиков, а прислуга оказалась частью перебитой, а частью разбежалась. Видно было, как колонны противника таяли одна за другой, уничтоженные ураганным огнем нашей артиллерии.
Враг обезумел от ужаса, ярости и бессильной злобы и, не выдержав губительного артиллерийского огня, бросился в лес, который находился правее нас в лощине, ища в нем спасения. Увлеченные метким огнем артиллерии и видя, как редеют цепи и колонны противника, мы сами готовы были ринуться вперед. Австрийцы, казалось, приостановили против нас наступление. Но не так обстояло дело на левом фланге, где развернулись третий и четвертый батальоны нашего полка. Я чаще и чаще с беспокойством начал вглядываться в ту сторону.
Австрийцы наступали там густыми колоннами. Шрапнели десятками рвались над ними, окутывая их облаками пыли и дыма, гранаты попадали иногда в самую середину людской волны, и видно было, как вместе с землей летели вверх куски человеческого мяса. Но на смену уничтоженным колоннам являлись все новые и новые, которые упорно продолжали наступать, сбегая по скату вниз к деревне Жуков. Вероятно, в этом месте австрийцы готовились нанести решительный удар. Наконец, зарокотали наши ружья и застучали пулеметы. Это открыли огонь третий и четвертый батальоны. Но противник, осыпаемый градом пуль и снарядов, подходил все ближе и ближе, стремясь охватить наш левый фланг. Австрийская артиллерия усилила огонь, и шрапнели гулко лопались вокруг нас. Осколки с визгом разлетались в разные стороны, с коротким стуком ударяясь в землю. Вот оторвалась от шрапнельного стакана дистанционная трубка
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Мемуары А. В. Еропкина, русского публициста и общественного деятеля, охватывают период с 1905 по 1928 год. Он начинает их в то время, когда его избирают депутатом от Рязанской губернии в Государственную думу I созыва, и заканчивает уже в эмиграции, в Белграде, сотрудником газеты «Политика». Еропкин стал очевидцем переломного в истории России периода. Дума I и III созывов, где он входил в партию октябристов; война и ее восприятие внутри страны; революция; положение на Украине в 1918–1920 годах, куда автор был отправлен Земским страховым союзом, и в Крыму во время красного террора – вот те темы, которые освещаются в мемуарах.
Воспоминания полковника Д. Л. Казанцева охватывают период 1914–1917 годов, когда он находился на службе в Оперативной канцелярии в Финляндии. Публикация этого источника открывает практически неизвестный фронт Первой мировой! войны, где также шло противоборство между воюющими сторонами. Автор уделяет большое внимание развитию революционного активистского (егерского) движения в Финляндии, процессу и методам формирования из финляндцев Королевского прусского егерского батальона № 27 в германской армии, а также борьбе русских властей с активистским движением и вербовкой в германскую армию. Воспоминания охватывают практически весь период Первой мировой войны и заканчиваются описанием революционных событий в Гельсингфорсе, массовых убийств русских офицеров и образования советов рабочих и солдатских депутатов.
В книге впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова.Первая часть «На военно-придворной службе охватывает период до начала Первой мировой войны и посвящена детству, обучению в кадетском корпусе, истории семьи Мордвиновых, службе в качестве личного адъютанта великого князя Михаила Александровича, а впоследствии Николая II. Особое место в мемуарах отведено его общению с членами императорской семьи в неформальной обстановке, что позволило А. А. Мордвинову искренне полюбить тех, кому он служил верой и правдой с преданностью, сохраненной в его сердце до смерти.Издание расширяет и дополняет круг источников по истории России начала XX века, Дома Романовых, последнего императора Николая II и одной из самых трагических страниц – его отречения и гибели монархии.
Воспоминания генерал-майора М. М. Иванова (1861–1935) открывают картину жизни России после Великих реформ 1860–1870-х годов. Перед читателем предстает жизненный путь «человека из народа», благодаря исключительно своему трудолюбию и упорству достигшего значительных высот на службе и в жизни. Читатель не только следит за перипетиями личной жизни и карьеры автора, но и становится свидетелем событий мирового масштаба: покушения народовольцев на императора Александра II, присутствие русских в Китае в 1890–1900-х, Боксерское восстание, Русско-японская война, обустройство форпоста русского присутствия на Тихом океане — Владивостока, Первая мировая и Гражданская войны… Яркими красками описаны служба автора в Крыму, где ему довелось общаться с семьей выдающегося художника-мариниста И. К. Айвазовского, путь через моря и океаны из Одессы на Дальний Восток и др.