По Семиречью - [92]
После долгих скитаний по пустыне мы снова поехали к далеко синевшим горам и тут, на предгорных холмах на берегу небольшого извилистого ручейка, нашли чудесное место возле большого, развесистого и одинокого карагача. Под деревом тень, вода рядом, вокруг свежая полынь, а горы — рукой подать. Обласканная солнцем земля дышит испарениями, и всюду копошится великое множество насекомых, каждое занято своим делом, своей маленькой жизнью.
Большое красное солнце к вечеру склоняется к горизонту, веет прохладой, и, когда загорается первая звезда, замирают насекомые, в воздухе начинают жужжать жуки-хрущики, падают на землю, копошатся в траве. Они неловки, в полете не в силах обогнуть неожиданное препятствие, оказавшееся на пути, и все время цепляются к одежде и, уж конечно, попав на голову, запутываются в волосах. Немало их, неумелых, шлепается в воду, и вот теперь, едва начался их лёт, торопливый ручей проносит мимо нас неудачливых пилотов. Желтоватые, с синей грудкой, они беспомощно барахтаются в воде. Кое-кому везет: былинка или комочек земли, выступающий с берега, на их пути — спасение, и, зацепившись за них, пловцы не спеша выбираются наверх.
С каждой минутой темнеет небо, и на нем загораются все новые и новые звезды. Жуки продолжают носиться над нами. Но что это? Желтых хрущиков уже нет. Их сменили хрущики черно-синие. И в ручье они тоже сменились. Когда же потемневшее небо расцвечивается сверкающими звездами, исчезают черные хрущики и на их место приходят еще другие, коричневые, в темную полоску.
Давно уже откричали козодои и теперь скользят темными тенями на бесшумных крыльях. Цокают летучие мыши. Иногда прошуршит торопливая бабочка-ночница. Коричневые, в полоску хрущики перестали летать. Угомонились. Никто не пришел им на смену.
Под развесистым карагачем возле маленького ручейка мы прожили два дня. И каждый вечер, будто по строго заведенному древнему расписанию, как по часам, соблюдая пунктуальность, поочередно сменяя друг друга, летали желтые, черные и коричневые хрущики. Как они угадывали каждый свое отведенное природой время? Наверное, по освещенности неба. Мне захотелось проверить предположение по фотоэкспонометру. Но прибор был рассчитан только на дневной свет, и, едва зажигалась первая звезда, его стрелка намертво застывала в крайнем положении.
Промелькнули мимо белые солончаки, холмистые пустыни с реденькими зарослями кустарников. Впереди показалась иззубренная фиолетовая полоска восточной оконечности гор Анрахай. С каждой минутой она все ближе, светлее. Темными полосками на ней открываются ущелья. Вот уже горы совсем рядом, дорога поворачивает вдоль их, пересекая многочисленные распадки.
Вечереет. Остановив машину, я иду искать место для ночлега. Вокруг не видно ни птиц, ни насекомых. Пусто, тихо в пустыне. И вся она, такая большая, замерла, затаилась. Отороченный темными скалами, небольшой распадок, куда идет неторная дорога, — неплохой уголок. Заходящее солнце блестит на отполированных ветром камнях, почерневших от жаркого солнца. На таких камнях бывают древние рисунки.
Быстро закипает работа, вот и готов бивак. Записи прошедшего дня закончены, коллекции приведены в порядок. Можно подняться на вершинку горы, посмотреть на окружающую местность.
Последние лучи солнца скользят по горам, окрашивая оранжевым цветом желтые, сухие травы. Синие, фиолетовые, лиловые полосы скользят по далекой пустыне, и вся картина беспрерывно меняющихся красок изумительна по своей красоте. Вдали, за горизонтом, едва заметно вырисовываются снежные вершины Заилийского Алатау.
После трудного дня в такое время хорошо посидеть где-нибудь на вершине горы, отдохнуть, собраться с мыслями и вокруг осмотреться. Но разве до этого? На большом черном камне я вижу четкие и странные рисунки, а там виднеются еще, и вокруг, куда ни оглянешься, — всюду изрисованные камни. Чем-то этот глухой распадок был замечателен для человека далеких прошлых времен. Торопливо я перепрыгиваю с камня на камень, и всюду, за каждым поворотом ущелья, открываются все новые и новые рисунки. Да какие!
Хочется посмотреть еще, хотя бы бегло, мельком, но огненный шар солнца коснулся далекого горизонта пустыни, быстро погрузился за него, на землю опустились сумерки, засверкали звезды.
Семиречье богато наскальными рисунками. Многие годы пустыни сохранили на своей поверхности искусство народов давно минувших времен.
Возраст рисунков разный. Самые поздние из них, редкие и безыскусные, большей частью выцарапанные металлом, нанесены в средние века. Расцвет же скальной живописи, судя по всему, был две-три тысячи лет назад.
За ужином я рассказываю о находке, и, хотя завтра должен быть последний день нашего путешествия и все наши мысли уже о доме, мы решаем остаться и подробнее ознакомиться с рисунками.
А рано утром на ущелье налетел свирепый ветер, свистит в острых камнях, шелестит кустиками чингиля и таволги. Хорошо, что у нас с собой случайно есть кусочек мела. Юра бегает по скалам и отмечает белыми черточками рисунки. Я хожу за ним по камням и торопливо набрасываю рисунки на каталожные карточки. Работа идет споро, мы увлечены поисками рисунков, с интересом их рассматриваем, сил у нас хоть отбавляй, а время… время летит, как ветер в пустыне, и дня будто не бывало.
