По поводу одной современной повести - [6]

Шрифт
Интервал

Не знаю съ достаточной ли ясностью объяснилъ я причины, ставящiя нашего героя въ такое непрiятное и тяжолое положенiе. Правда, онѣ выработаны самою жизнью и нашимъ воспитанiемъ. Объясненiе это еще весьма недавно вполнѣ удовлетворяло насъ. Мы страдали вмѣстѣ съ героемъ и всю вину слагали съ него на жизнь и среду, его окружающiя. Пришло иное время, прежнее объясненiе не успокоиваетъ насъ. Чтоже это въ самомъ дѣлѣ? Все среда да среда заѣла! Да развѣ среда творится безусловно, сама собою, безъ всякаго влiянiя на нее человѣческой воли? Чтó бы ни говорила намъ естественная метафизика о вѣчныхъ и неизмѣнныхъ законахъ причинности, объясняющихъ все на свѣтѣ, геройское самоотверженiе и грубѣйшiй эгоизмъ, – также естественно и законно то явленiе, что мы недовольны этимъ объясненiемъ, не удовлетворяемся его примиряющимъ характеромъ и требуемъ подвига, дѣла. Слова эти тоже слышатся всюду, носятся въ нашей атмосферѣ…

* * *

Это недовольство всѣми прежними, примиряющаго свойства объясненiями должно было проявиться прежде всего въ художественныхъ литературныхъ произведенiяхъ, но къ сожалѣнiю, попытки эти были безуспѣшны. Да и не могло быть иначе. Поэтическое произведенiе изображаетъ жизнь, воспроизводитъ ее. Стремленiе художника создать чтó—либо несуществующее еще въ жизни будетъ безуспѣшно. Образъ, готовый пожалуй сложиться, но несложившiйся еще, окажется блѣднымъ и безжизненнымъ. Литература въ этомъ отношенiи совершенно имѣетъ всѣ свойства зеркала; она отражаетъ въ себѣ все происходящее въ жизни, но отражаетъ наилучше тѣ явленiя, которыя составляютъ дѣйствительную сущность жизни, какъ зеркало, которое яснѣе всего отражаетъ прямо находящiйся противъ него предметъ и менѣе ясно отражаетъ предметъ, находящiйся въ отдаленiи, на окраинѣ комнаты.

Въ жизни только чувствуется потребность иныхъ людей, иныхъ дѣлъ, только слышится голосъ: «довольно словъ! мы потеряли уже довѣрiе къ нимъ; дайте намъ подвиговъ!» но въ дѣйствительности нѣтъ еще героевъ, настоящихъ людей, и потому въ попыткѣ сложить будущiй, страстно желаемый и трепетно ожидаемый образъ героя всегда будутъ слышаться фальшивыя ноты. Прошу васъ вспомнить хоть одинъ только примеръ, представляемый героемъ въ повѣсти г. Тургенева «Наканунѣ»: осталось ли довольно имъ общественное сознанiе, помимо иныхъ, совершенно постороннихъ красотъ, представляемыхъ повѣстью? Противъ героя, изображоннаго въ ней, ничего сказать нельзя; но чувствуете ли вы, какимъ диссонансомъ отдается онъ въ окружающей насъ жизни? Это герой не нашего романа. Гораздо болѣе сочувствiя возбуждаютъ въ насъ герои другихъ повѣстей того же писателя. Въ нихъ нѣтъ такой рѣзко бросающейся въ глаза неправды. Мы недовольны въ нихъ только тѣмъ, что они обманываютъ насъ, что сложившееся въ душѣ нашей убѣжденiе въ свойствахъ и характерѣ ихъ оказывается несостоятельнымъ при первомъ соприкосновенiи ихъ съ дѣйствительной жизнью, когда она потребуетъ отъ нихъ заявить дѣломъ то, о чемъ такъ умно, такъ краснорѣчиво говорятъ они; что авторъ не умѣлъ подмѣтить въ нихъ тѣхъ необходимо замѣтныхъ чертъ, которыя бы не оставляли въ душѣ нашей сомнѣнiя, что они поступятъ дѣйствительно тàкъ и ни въ какомъ случаѣ иначе; что онъ самъ обманывается ихъ геройствомъ, увлекаемый симпатiей къ нимъ и духомъ всеобъемлющаго объясненiя и оправданiя. Но отсутствiе въ нихъ этихъ необходимыхъ чертъ не уничтожаетъ еще всей правды; герой живетъ дѣйствительно въ той знакомой намъ средѣ, которую съ такимъ искуствомъ, съ такою поэтическою прелестью воспроизводитъ г. Тургеневъ.

* * *

Между тѣмъ оставаться и въ прежнемъ двусмысленномъ относительно новыхъ требованiй положенiи невозможно. Необходимо выйти изъ смѣшной и пошлой безхарактерности, изъ этой удушливой болѣзни воли, изъ неспособности на какое бы то нибыло дѣло. Герой повѣсти, послужившей причиной моего спора съ вами, рѣшилъ трудный вопросъ, нашолъ страстно желаемый выходъ, но куда?.. въ простое, мѣщанское счастьице, на томъ основанiи, что онъ самъ сходитъ съ подмостковъ и идетъ въ толпу; мильоны – де живутъ съ единственнымъ призванiемъ – честно наслаждаться жизнью. Да чтожъ изъ этого, что наслаждаются? И животныя честно наслаждаются жизнью. И что значитъ для героя честно наслаждаться жизнью? Ходитъ исправно въ департаментъ, не пьянствовать, не играть въ карты, не воровать и не брать взятокъ, не развратничать? Даже и эти добродѣтели уже выше мѣщанскихъ требованiй; чѣмъ же удовлетворяется герой нашъ? Такъ можетъ – быть онъ не объявляетъ и претензiй на болѣе широкiя, на болѣе высокiя человѣческiя свойства: вѣдь онъ разжаловалъ себя изъ героевъ въ простые смертные; можетъ – быть онъ и не думалъ никогда выходить изъ толпы и не мечталъ быть героемъ; можетъ – быть никакiе интересы, выходящiе изъ сферы мѣщанскихъ стремленiй, не были ему знакомы, сердце его никогда не отзывалось на нихъ, горизонтъ его мысли никогда не расширялся далѣе этихъ стремленiй? Нѣтъ, на свиданiи съ невѣстой своей онъ только лазаря корчитъ, неподозрѣвая, что этимъ обнаруживаетъ онъ все свое безсилiе и прочiя дрянныя свойства. Не подступали бы мы къ нему съ такими вопросами и требованiями, еслибы онъ былъ гоголевскiй сапожникъ Готлибъ изъ Гороховой или милѣйшiй Акакiй Акакiевичъ. Нѣтъ, онъ обманулъ насъ и не скроетъ отъ насъ своей пошлости. Подойдемъ къ нему поближе. Нравственныя свойства его обнаруживаются имъ при столкновенiи съ его прiятелемъ или другомъ художникомъ, который вамъ такъ понравился, и при противоположенiи этихъ двухъ характеровъ. Сомнѣваться въ благородныхъ чувствахъ нашего героя мы не имѣемъ права, судя по тѣмъ даннымъ, которыя представилъ намъ авторъ. Мы можемъ только найти нѣсколько вялымъ и неповоротливымъ его умъ, которому не подъ силу разоблачить остроумнѣйшiе парадоксы его прiятеля – Мефистофеля; но, судя по влiянiю героя на своего прiятеля, влiянiю, основанному на высокихъ и честныхъ его убѣжденiяхъ, слѣдуетъ заключить, что герой одаренъ дѣйствительно сильнымъ и благороднымъ характеромъ. Пройденная имъ жизнь еще болѣе убѣждаетъ насъ въ этомъ. Его негодованiе противъ вѣчнаго гореванья, противъ никому ненужной тоски, противъ безпредметнаго отчаянiя, противъ мрачнаго взгляда на жизнь и доморощенной байроновщины показываютъ намъ, что онъ освободился отъ романтической золотухи, занесенной на нашу почву и такъ жестоко мучившей недавнѣе поколѣнiе; герой – человѣкъ дѣйствительной, реальной жизни, онъ стоитъ съ требованiями отъ нея простыми и здравыми. Онъ хорошо понимаетъ столь употребительное выраженiе, которымъ нынѣ снимается съ личности всякая отвѣтственность: «среда заѣла»; онъ прямо обвиняетъ прiятеля въ софизмахъ и дiалектикѣ и требуетъ съ него слово перемѣнить жизнь, взглянуть въ будущее, сдѣлать запасъ на старость, которая иначе станетъ смотрѣть на «веселенькiе пейзажики», наконецъ будитъ его совѣсть. Всеотрицающiй духъ Мефистофеля задумывается надъ этимъ словомъ и язвительная, саркастическая улыбка застываетъ на устахъ его при этомъ «


Еще от автора Петр Алексеевич Бибиков
Как решаются нравственные вопросы французской драмой

«Современному передовому человѣку приходится иногда искренно позавидовать доктринеру – рутинеру. Посмотрите на послѣдняго: нѣтъ у него отравляющаго сомнѣнiя; онъ не знаетъ мукъ, сопровождающихъ страстное, ненасытное желанiе рѣшить, объяснить себѣ преслѣдующiй васъ вопросъ. У него готовы отвѣты на все, готово рѣшенiе, готова мораль и правила нравственности; подводите только подъ нихъ поразившiя васъ житейскiя явленiя. Онъ беззаботенъ, веселъ, счастливъ. Спокойно ложится онъ въ постель, завершить сномъ проведенный безъ тревогъ и волненiй день; такъ же спокойно встрѣчаетъ новый, въ полной увѣренности, что ничѣмъ не можетъ быть возмущено его спокойное теченiе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Территориальная военная система

«Нѣсколько лѣтъ тому назадъ издана была презабавная раскрашенная таблица, показывавшая путешествiе и судьбу бумаги отъ нижней полицейской и судебной инстанцiи до самой верхней, и объяснявшая нагляднымъ образомъ, сколько мытарствъ должна пройти несчастная, сколько личностей, облеченныхъ бòльшею или меньшею властью, должна она встрѣтить, какiе зигзаги и криволинейные пути надлежало ей описать вверхъ и внизъ, какое непомѣрное количество времени слѣдовало ей употребить на путешествiе отъ уѣзднаго и земскаго учрежденiя до палаты, отъ палаты до учрежденiй столичныхъ и обратно, чтобы донести наконецъ до терпѣливаго просителя рѣшенiе или только нѣкоторый результатъ, нерѣдко вызывавшiй другую бумагу на такое же нескончаемое путешествiе, оканчивавшееся такимъ же грустнымъ исходомъ…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Делопроизводство в департаментах

«Нѣсколько лѣтъ тому назадъ издана была презабавная раскрашенная таблица, показывавшая путешествiе и судьбу бумаги отъ нижней полицейской и судебной инстанцiи до самой верхней, и объяснявшая нагляднымъ образомъ, сколько мытарствъ должна пройти несчастная, сколько личностей, облеченныхъ бòльшею или меньшею властью, должна она встрѣтить, какiе зигзаги и криволинейные пути надлежало ей описать вверхъ и внизъ, какое непомѣрное количество времени слѣдовало ей употребить на путешествiе отъ уѣзднаго и земскаго учрежденiя до палаты, отъ палаты до учрежденiй столичныхъ и обратно, чтобы донести наконецъ до терпѣливаго просителя рѣшенiе или только нѣкоторый результатъ, нерѣдко вызывавшiй другую бумагу на такое же нескончаемое путешествiе, оканчивавшееся такимъ же грустнымъ исходомъ…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Рекомендуем почитать
«Сельский субботний вечер в Шотландии». Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова

«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.