По памяти и с натуры (Маленькие комедии) - [3]

1939 г.

СИГНАЛ

монолог

- Граждане, вы видите перед собой человека, который на долгие годы, может быть навсегда, потерял свой моральный облик. И если я сейчас не рыдаю перед вами, то это исключительно потому, что я уже весь вырыдался за последние полгода и нет у меня больше слез, чтобы... Эх, да чего там!.. Еще полгода тому назад я работал в городе Семипалатинске техником в тресте Облгорстройкройдрайсарай. Вот моя трудовая книжка, здесь все сказано: награды, поощрения, премии... По семейным обстоятельствам я должен был переехать в Москву. Подал заявление, уволился по собственному желанию. Вот отметка в паспорте... На прощание управляющий нашим Облгорстройкройдрайсараем пожал мне руку и сказал: "Надеюсь, товарищ, вы и дальше будете работать так же честно и самоотверженно, как в нашей системе; желаю вам успехов и здоровья". (Дергается, всхлипывает.) Не знаю, будут ли у меня успехи, а со здоровьем пока неважно... Тик появился... внутри что-то щелкает время от времени, и... и правая нога не участвует, как надо... Ну, так вот... Тогда при увольнении главный бухгалтер нашего Облсарая приказал счетоводу сделать со мной расчет. Я получил что положено, расписался. Со всеми сослуживцами попрощался за ручку и - уехал... Уже в Москве получаю открытку из Семипалатинска: главный бухгалтер Облгорстройкройдрайсарая, с которым я тоже прощался за ручку, пишет мне: "Расчет с вами по вине счетовода Нюниной С. П. произведен был неправильно, вам причитается с треста еще двадцать три копейки. На тов. Нюнину наложено взыскание, а вам надлежит явиться в трест для получения означенных двадцати трех копеек". И я еще, помню, посмеялся над этой открыткой... Думаю: "Чудак какой - главный бухгалтер: поеду я за этими копейками из Москвы в Семипалатинск... хе-хе-хе". Вы не обращайте внимания, что я дергаюсь: это сейчас пройдет. Я сразу ответил туда в этот Облсарай: "Приезжать не собираюсь, если можете, переведите почтой, а нет - спишите их совсем - мои двадцать три копейки". И что же вы ду-ду-думаете? Приходит второе письмо: "Почта не принимает перевод на двадцать три копейки; что же касается вашего незаконного предложения списать двадцать три копейки, то мы ставим вас в известность, что это было бы уголовно наказуемым деянием: никто не дал нам права недоплачивать трудящемуся - то есть лично вам - двадцать три копейки, но и никто не дал вам право дарить подобную сумму государственному учреждению, которому никто не дал права приходовать незаконно поступившие деньги, которые никто не дал вам права не получать от государственного учреждения". И главное-дальше: "В случае, если вы будете упорствовать, мы принуждены будем принять строгие меры к получению вами с нас помянутых двадцати трех копеек. Главный бухгалтер Долбилин..." Я вам забыл сказать : его фамилия - Долбилин. Я еще и тогда не понял, что меня теперь ждет!.. Опять только посмеялся и над этим письмом... А меня уже вызывают в местком на моей новой работе. Председатель месткома выпроводил всех из комнаты, дверь - на замок, предложил мне сесть, сам сел, помолчал, поглядел на меня каким-то особо вдумчивым взглядом, потом вынул из ящика стола бумажку, прочитал ее раза три, мне не показывая, и потом сказал: - Ладно, друг, рассказывай-только честно: что ты там натворил - в Семипалатинске? - Я? Натворил? - Ну, темнить теперь уже нечего. Сигнал на тебя у нас имеется... Вы слышите, товарищи, сиг-нал! Я даже завизжал: - Какой еще сигнал?! - Тихо! Здесь общественная организация. Я думал, что тебя в Семипалатинске отучили от таких эксцессов, как эти визги... Что у тебя там было? А? Небось моральное разложение? Я отвечаю ему сдержанно: - Да не было у меня разложения. Понимаете: не было! - Ясно. Думаешь, переехал в другой город, так и концы в воду?.. Ну, выкладывай, что там произошло конкретно? Пьянство? Карты? Или аморалка? Вот я хотел бы знать, как вы поступили бы в таком случае? Лично я в тот день был еще сравнительно крепкий парень: ведь это только начиналось все... Я нашел в себе силы засмеяться и сказал: - Ох, боюсь, это вам Долбилин сигнализирует насчет тех двадцати трех... Я хотел сказать "двадцати трех копеек", но предместкома не дослушал и даже присвистнул: - Фью!.. Двадцать три у тебя было?.. Да, это многовато! Я кричу: "Да не бабы, не бабы, двадцать три копейки!" Даже не за мной, а с них причитается. Понимаете, остались там! - Ну это я понимаю, что они все остались там, раз ты от них удрал. Детей много у них? - Какие дети?!-мне кажется, я уже начинаю сходить с ума! - Ну, браток, это тебе лучше знать, кого ты там бросил в Семипалатинске. Только имей в виду, такого разврата и разложения мы в нашей организации не потерпим. Либо ты поедешь в Семипалатинск, предстанешь перед судом... - За что?! Перед каким судом?! - А это там уже установят. В общем, пока иди. Местком еще вернется к вопросу о твоем неприглядном поведении... Как я от него вышел, не помню. И не помню, как я очутился на почте, где отправлял авиазаказное письмо этому Долбилину. Я тогда еще надеялся, что он меня помилует - Долбилин... Ха-ха! Сколь я был наивен! Ну, все я вам рассказывать не стану: долго очень. Опускаю описание того, как со мной постепенно перестали здороваться сослуживцы - особенно женщины. Не буду рассказывать, что именно про меня говорили на собрании - это, когда отвели мою кандидатуру на выборах в культмассовую комиссию при месткоме. Потом меня вычеркнули из списков на встречу Нового года... В ответ на мою душераздирающую просьбу прекратить травлю бухгалтер Долбилин написал - куда? В милицию! Ага! Меня вчера вызвали в отделение по месту жительства. На понедельник. Может быть, там разберутся и в сигналах, и в разговорах, и в двадцати трех копейках. Может быть, еще ко мне вернется мой незапятнанный моральный облик!