По образу и подобию - [9]

— Здравствуйте, Серафима Георгиевна! Это вас беспокоит Перфильев Юра, помните такого?

— Уж не забыла, наверное, — ответил мне бодрый и даже какой-то любопытствующий голос. — Здравствуй, Жорик! Мама-то здорова? Что-то не звонит и не звонит…

— А я ее в санаторий отправил отдыхать. Она вам просила передать что-то насчет книжки, сейчас вспомню. Ах да. Книжку она заказала, как вернется — привезет вам. Но это будет не скоро, через месяц. Але! Вы меня слушаете?

— Слушаю, Жора, слушаю, — ответил мне словно бы другой, обиженный, чужой голос. — Да бог с ней, с этой книжкой, я думала, ты так позвонил. На старости лет чего только в голову не придет. Вот, подумала, надо же когда-нибудь начинать, у меня давным-давно к тебе разговор копится. Может, так бог рассудил, чтобы нам встретиться…

— Я, конечно, могу приехать, только я не понимаю…

— А тебе пока еще и нечего понимать. Что, жалко на старуху время тратить? Ничего, у тебя времени много, не обедняешь. Может быть, это такой случай счастливый, что Маргариты нет. Так приедешь? Запиши, как меня найти.

Я сидел некоторое время в растерянности. Что она имела в виду? Забавная, однако, старуха, таинственная. И зачем это Марго втравила меня в такую историю? Ах, уж эта ее хваленая обязательность! Придется ехать. Знакомая все-таки старуха, инвалид, может быть, ей надо чего. Придется ехать, будь она неладна. Дурацкий день! Да еще эта Ксения. Одиннадцатый час, а ее все нет. Где она шляется? Мне бы радоваться, что она пропала, а я волнуюсь. Но тут наконец Ксения явилась, скромненькая, усталая, тихая.

— Ну, где это ты моталась целый день?

— На стройке была и… это…

— Ну что ты все врешь?

— Я не вру. Я правда была, и на заводе даже одном была, и на лавке сидела… Я тебе зря мешать не хочу, думаешь, я не понимаю?

— Да что ты обо мне-то еще должна понимать? Ты в мои дела не лезь. Лучше бы своими занималась!

— Я и занимаюсь. Только сам ты прекрасно понимаешь, что на работу мне не устроиться.

— Ну так поезжай домой, черт тебя возьми, нагулялась, и хватит.

— Я бы поехала, а где у меня дом-то? Не понимаешь ты ничего…

— Врать надо меньше, может, я бы тогда чего и понял.

— А ты что — никогда не врешь?

— Не твое дело! — Я возмутился.

— Вот видишь, ты — тоже! А если бы я не врала, так бы ты меня к себе и пустил! Испугался бы и меня бы с лестницы — в шею. Еще, спасибо, Сонечка пришла, тебе перед ней неловко было, а то бы ночевать мне на улице…

— Да прекратишь ты или нет! И отца что — тоже выдумала?

— Отец есть. В Красноярске.

— Так я дам тебе сто рублей в зубы и катись!

— Не-а.

— Это что — шантаж?

— А понимай как хочешь. Мне деньги нужны, понимаешь? Я, например, у него взаймы брала, а он у чужих людей одалживался. Он пьющий, у него ничего нет.

— Так зачем же ты тогда к нему едешь? — выпалил я в отчаянии.

Ксения посмотрела на меня, как на ненормального.

— А для чего вообще к родному отцу едут? Тоже мог бы своими вывернутыми мозгами понять. Он ведь мне отец.

Я растерянно молчал, все это было не по мне, не для меня. И зачем я только с ней связался? Лучше бы меня сразу профессионалы ограбили, и мороки было бы меньше а с этой я просто не знал, как говорить.

— Ох, Ксения!

— Что, не нравлюсь? А я обыкновенный человек, я за существование свое борюсь, как ты не понимаешь! Думаешь, я такая дрянь? Да нет, просто так обстоятельства сложились, теперь вылезать надо. Может, и нехорошо, но другого-то выхода у меня нет, разве не понятно? Ведь не помрешь же ты из-за этого, правда? А для меня жизнь… Мне только подняться. Я, может, и сейчас еще не всю правду сказала, я вообще люблю врать, но только ты меня не бойся, ты парень хороший, тебе от меня вреда не будет. Может быть, я тебе потом даже и деньги отдам, вот увидишь…

Ну что тут было говорить? Я только с досады махнул рукой.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Серафима жила в двух остановках от университета, но я решил от метро пройтись пешком. В руках у меня было три великолепных нарцисса с желтыми восковыми раструбами в серединках и слабым, словно ленивым, запахом. День после дождя опять был сияющий, и настроение мое, вопреки всему, было отличным. Дом я нашел легко, по трем красным телефонным будкам на углу. В глубоком дворе, где когда-то, видно, не мудрствуя лукаво, жильцы натыкали под окнами тополевых прутиков, чтобы скорее была зелень, теперь вырос высокий сумрачный лес. Даже сегодняшнее солнце с трудом пробивалось через частые стволы на узенькие асфальтовые дорожки. Тополя уже начинали пылить, и на кустах и заборах висели неряшливые серые лохмы. Не очень-то веселый это был двор, но я не внял предостережениям природы и смело открыл скрипучую дверь подъезда. Серафима жила на первом этаже, она сама открыла мне, и я с изумлением увидел, какая она стала старенькая. Двигалась она с трудом на слишком высоком для нее костыле, но все равно она потянулась и поцеловала меня в щеку.

— Ты у нас совсем взрослый стал, Жорик!

Некрасивое лицо ее с вдавленным узким лбом и выпирающими вперед зубами светилось радостью и оживлением, словно это не она вчера запугивала меня своей таинственной мрачностью.

— Ну рассказывай, рассказывай, как живешь, сейчас я чаем тебя напою.