По обе стороны реки - [38]

— Г-гулять! — с трудом оторвав голову от стола, кивнул тот, что сидел за столом.

Второй, добравшись, наконец, до верхней полки, судя по всему, отвечать уже не мог. Стараясь подавить накипавшую злость, Алексей достал из кармана сигареты и зажигалку и направился к двери.

— Покурим? — ехидно подмигнув, встал следом за ним «морячок».

Алексей молча протянул ему пачку, подождал, пока тот возьмет сигарету, и вышел в коридор. «Морячок» догнал его у самого тамбура и, с вызывающе-наглой вежливостью, услужливо распахнул дверь. Захаров почувствовал, как от затылка вниз, по спине побежали холодные мурашки наплывавшего бешенства. Он бросил за дверь быстрый взгляд, — в тамбуре было пусто, — и, едва «морячок» закрыл за собой дверь, уже не сдерживая себя, коротко и резко ударил его в бок. Удар, как и рассчитывал Алексей, пришелся точно в печень. «Морячок» охнул, согнулся пополам и сполз по двери на пол.

— Ну, и чего это мы на проходе расселись? Ну-ка, давай отодвинемся в сторонку, пока дверью не зашибли…

Негромко приговаривая так, он оттянул «морячка» за пуховик от двери, и, приблизив губы к самому его уху, совсем тихо добавил:

— И купе лучше поменяй! Чтоб не зашибли…

Потом смял в кулаке так и неприкуренную сигарету, швырнул ее на пол и вернулся в вагон. Там постоял несколько минут у окна, чувствуя, как уходят из затылка противные мурашки, вошел в свое купе. Пока он отсутствовал, обстановка почти не изменилась. Один из попутчиков спал, уронив голову прямо на заваленный объедками стол, второй лежал на верхней полке, свесив вниз голову и одну руку, и не подавая признаков жизни. В воздухе стоял резкий запах мочи и рвоты…

— Да что же это тут такое творится! — воскликнула появившаяся в дверях проводница, пытаясь протиснуться мимо Захарова внутрь купе.

— Ничего не творится! — спокойно ответил ей Алексей, — Просто ребята немного перебрали…

— Ничего себе — немного! — все сильнее возмущалась она, — Кто теперь все это убирать будет? Ковер заблевали, матрас обосс. ли!.. Это что, мне теперь еще и матрасы за вами стирать?!

— Не стоит так шуметь! — Захаров продолжал разговаривать с ней вежливо и спокойно, — Не такая великая сложность — убрать купе. Вот, возьмите за беспокойство…

Он сунул в карман ее форменного пиджака пятитысячную бумажку. Проводница мгновенно успокоилась, и, проворчав для порядка: «Возись теперь с этим матрасом!» — отправилась к себе в купе за ведром и тряпкой. Едва она скрылась, в дверь просунулась голова сопровождавшего поезд милиционера. Окинув обстановку взглядом, он обернулся к Захарову:

— Ваша работа?

— Вы о чем, сержант? — удивился Алексей, — Вы что, считаете, это я их напоил?

Сообразив, что стоявший перед ним пассажир абсолютно трезв, сержант осекся:

— Извините… А где этот… в тельняшке?

— А он перешел в другой вагон, — спокойным голосом ответил Захаров, — Обстановка, видно, не понравилась…

— А, понятно… Ну, что — будем оформлять?

— Бог с тобой, сержант! — Захаров серьезно взглянул сержанту в глаза и перешел на «ты», — Сам-то служил?

— А то, как же! Служил, разумеется!

— Ну, раз служил, значит, и дембелем был, и домой, наверное, возвращался?

— Было дело! — хохотнул сержант, — Возвращались!

Затем, очевидно, догадавшись, о чем речь, уточнил:

— Так, это… Я, значит, тогда пойду? Вы уж тут присмотрите за ними… чтобы все, то-есть, по уму…

— Не беспокойтесь, сержант! — Захаров был предельно вежлив, — Я прослежу, чтобы все было в порядке!

Спустя сутки, рано утром поезд прибыл в Сковородино.

— Ну, а теперь куда? — спросил Захаров, стоявших рядом с ним на перроне мальчишек.

— Да, вы не волнуйтесь, теперь-то мы уже доберемся! Нам тут недалеко, на электричке пару часов всего!

— Денег хватит? Может, еще дать?

— Не, не нужно, теперь точно хватит! А за деньги не беспокойтесь, мы сразу вышлем, как только до дома доберемся. Вы только адрес свой запишите!

— Не нужно ничего высылать — невеликие деньги. И пить в дороге, да еще с незнакомыми людьми тоже не нужно! А то придется после еще пару лет в штрафбате дослуживать…

По пустому заснеженному перрону ветер носил обрывки газет и конфетных оберток, на скамейке в привокзальном скверике несколько бомжей допивали пиво из собранных тут же в сквере бутылок. До поезда на Тынду оставалось еще шесть часов…

1996 г., март

Поездка не заладилась с самого начала. Едва выехав из поселка, он сразу поймал гвоздь. За Тындой дело пошло лучше. Трасса была тщательно отутюжена грейдером, и на промороженном насте колеса держали не хуже, чем на асфальте. Захаров с ходу проскочил Могот, Лапри… Дорога, плавно поднимаясь, полезла к перевалу на Нагорный. За Нагорным Амурская область заканчивалась и начиналась Якутия, и дорога вновь оказалась разбитой лесовозами и дальнобойщиками, давно нечищеной и местами перекрытой снежными переметами. Лишь после Беркакита она приобрела более-менее цивилизованный вид, однако и этот участок вскоре закончился. За Хатыми мела пурга, и перевал оказался заперт многокилометровой пробкой. У перевала Алексей простоял почти сутки.

На той стороне оказалось неожиданно тепло, и он не сразу почувствовал, как колеса стали «плавать» на подтаявшей в оттепель трассе. За Николкиным ручьем дорога широкой плавной дугой заворачивала влево, высоко поднимаясь над окружающей тундрой по сделанной прошлой осенью насыпи. Блестевший под ярким мартовским солнцем наст наискось пересекал свежий тракторный след, наткнувшись на который передние колеса подпрыгнули, на мгновение потеряв сцепление с дорогой. Когда они вновь коснулись ее, было уже поздно. Алексей успел заметить, как за стеклами завертелись стоявшие где-то далеко внизу чахлые лиственницы, «семерка» сделала несколько пируэтов и, пробив задним бампером высокий снежный буртик, высоко взлетела над уходящим вниз склоном. В воздухе машина перевернулась и в таком положении упала в глубокий снег, оставив снаружи только изрядно стертые протекторы колес…