По обе стороны Днестра - [63]

— Знаете, что я вам скажу? Возвращайтесь-ка на родину. Там вас ждут.

— Чтобы поставить к стенке, — он невесело усмехнулся.

— Вы уже наделали в своей жизни немало ошибок. Не делайте еще одну, самую, может быть, непоправимую. Никто вас к стенке не поставит… Никогда не поздно искупить вину перед родиной.

— А кто вы, собственно такой, чтобы говорить от имени родины? — в голосе Новосельцева проскользнули нотки недоверия и злости. — Я на своем веку достаточно повидал патриотов, все говорят от имени России, а на деле… — он не договорил и махнул рукой.

— Кто я такой, не так уж важно. Главное уже сказал: я с той стороны. И представил веские доказательства, — Фаркаши показал на письмо и фотографию. — Теперь все зависит от вас. Решайте, Александр Васильевич.

Они проговорили до рассвета. Вернее, говорил один Новосельцев, Фаркаши слушал, изредка прерывая уточняющими вопросами. Его собеседник вел рассказ сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Фаркаши чувствовал, что Новосельцев ничего не утаивает и хочет выговориться до конца. У него оказалась хорошая память, но у слушателя еще лучше. Фаркаши многое узнал о Федоровском, Тарлеве, Марчеле, Жолондовском и всей подоплеке операции «Днестр», фамилии и приметы агентов, завербованных Новосельцевым и засланных на советскую сторону.

За окном забрезжил рассвет, когда Новосельцев передал свой разговор с Циклопом, и, устало откинувшись на спинку стула, сказал:

— Ну вот и все, господин Мачек. Я буду вас так называть, мне нравится это имя, хотя оно и не ваше. Теперь все.

— Нет, не все, Александр Васильевич. Постарайтесь помириться с Циклопом и примите его предложение.

Новосельцев некоторое время размышлял, потом улыбнулся и тихо произнес:

— Хорошо… Теперь я окончательно понял, кто вы, господин Мачек.

Фаркаши пришел в гостиницу ранним утром, а после обеда, в назначенный по телефону час, уже входил в особняк профессиональной гадалки мадемуазель Раи. Гадание затянулось, и клиенты мадемуазель Раи терпеливо дожидались в приемной, пока она не освободилась и не пригласила пышную молодящуюся брюнетку, чья очередь была первой.

XX

Старик закрыл серенькую, канцелярского вида папку, оценивающе подержал в руке, как бы взвешивая.

Анатолий Сергеевич Соколовский молча наблюдал за его движениями, ожидая, когда Старик заговорит.

— Теперь мы, наконец, располагаем конкретными и убедительными фактами о подоплеке этой грязной провокации и шумихи вокруг этих так называемых беженцев. Я уже доложил наверх. Эти факты должны как можно скорее стать достоянием советской и европейской прессы. Подумайте, Анатолий Сергеевич, как это лучше сделать, и не откладывайте. Дело срочное. Пусть все знают, куда ведут следы и кому выгодна вся эта грязная возня.

— Будет сделано, товарищ комкор, немедленно свяжусь с кем следует по соответствующим каналам.

— Тарафу передайте — пусть продолжает успешно начатую работу. У него, судя по всему, появились новые возможности, и он должен их полностью использовать. Передайте также ему мою личную благодарность. — Старик помолчал, о чем-то раздумывая. — Новосельцева тоже поблагодарите. Он нам очень помог и еще поможет. Да, чуть не забыл! Этим ребятам тоже передайте мою благодарность.

— Каким ребятам? — удивленно переспросил Соколовский.

— Нехорошо, Анатолий Сергеевич, забывать своих помощников. — Старик укоризненно покачал своей седой головой. — Я ведь о Думитру Затыке и Николае Потынге говорю.

— Извините, товарищ комкор, не сразу сообразил, о ком речь, несколько обескураженно произнес Соколовский.

— Бывает, и не такое забываешь. — Старик бросил внимательный взгляд на своего собеседника, от чего тот смутился еще сильнее. — А как, кстати, они себя чувствуют, и вообще что о них слышно? Держались молодцами, ничего не скажешь, с заданием справились.

— С ними все в порядке. Сумели благополучно, как и остальные, перейти на нашу сторону. Работают в колхозе, часто рассказывают односельчанам о своих злоключениях на той стороне.

— Вот, вот, — оживился Старик, — это очень важно. Следует всемерно, так сказать, расширять аудиторию слушателей. Ведь свидетельства очевидцев особенно ценны. Хорошо бы, чтобы рассказы бывших беженцев услышали и представители прессы. И вообще, не упускайте этих ребят из своего поля зрения. Кто знает, они могут еще понадобиться, а то — подучим — и в кадры.

— Понятно товарищ комкор. — Соколовский поднялся. — Разрешите идти?

Старик кивнул, и Соколовский быстрыми шагами вышел из кабинета.

XXI

Встреча Федоровского и Клюзо, как всегда, состоялась в ресторане «Медведь». Вопреки обыкновению француз выглядел мрачным, даже подавленным, от его игривого тона не осталось и следа. Клюзо долго и пристально вглядывался в лицо Федоровского. Пауза грозила затянуться на неопределенное время, и Федоровский наконец нарушил ее вопросом:

— Я вас не узнаю, господин Клюзо, что случилось?

Этот вопрос, заданный вежливым, даже участливым тоном, окончательно вывел из себя француза.

— И он еще спрашивает, что случилось! — сквозь зубы процедил Клюзо. Можно подумать, что вы, уважаемый, кроме своего листка, других газет не читаете.

Федоровский еще не успел ответить, как Клюзо нервным движением вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо газету, развернул ее и чуть ли не швырнул в лицо Федоровскому. — Случилось худшее, именно то, чего я так опасался. Этот коммунистический щелкопер Габриель Пери зашел слишком далеко в своих писаниях. Судя по всему, он имеет доступ к первоисточнику. Мы явно недооценили возможности русской разведки. Не сомневаюсь, что вслед за «Юманите» другие левые газеты поднимут большой шум вокруг этой операции «Днестр» или как там ее назвали ваши румынские друзья…