По найму - [22]

— Ваша жена, наверное, очень расстроится?

Ледбиттер чуть понурил голову.

— О да, миледи, для нее это будет самая настоящая катастрофа. Когда я еще только собирался основать свою фирму, жена очень меня отговаривала, предупреждала о том, как это опасно. Она у меня осторожная, любит семь раз примерить... Потом, правда, когда я сделал по-своему и все стало складываться удачно, она очень за меня радовалась. Она и сейчас не станет ворчать — мол, что я тебе говорила! Наоборот, она примется меня всячески утешать. Но все равно для нее это будет удар. Мне-то что — я сносил и не такое, да и на соседские пересуды мне наплевать — пусть почешут языки. Но жена вся исстрадается: оказаться хотя бы на ступеньку ниже, упасть, так сказать, в глазах окружающих — о, женщины этого не переносят. Ну да ее можно понять — она столько вложила в наш дом, так им гордится — я вам об этом, кажется, рассказывал...

Леди Франклин почувствовала, что вот-вот расплачется: впервые за многие месяцы ей было жалко не себя, а других. Ее горести и печали вдруг отступили под напором бед позабытого ею внешнего мира — бед, не имеющих никакого отношения к ней самой, но от того не менее реальных! Ей было непереносимо жаль миссис Ледбиттер — мужчины по-прежнему оставались для нее существами загадочными, почти мифическими. Но она сочувствовала и Ледбиттеру, восхищаясь той стойкостью, с которой он выдерживал удары судьбы, не щадившей его самолюбия.

Ее огорчение не прошло незамеченным.

— Напрасно я рассказал вам об этом, миледи, — вздохнул Ледбиттер. — Видит Бог, я не хотел. Но когда привыкаешь к человеку, трудно что-то скрыть... удержать в себе. Да вы бы все равно об этом узнали рано или поздно — заказали бы машину, а я бы не приехал.

Ледбиттер сыграл ва-банк. Как бы он стал выкручиваться, если бы леди Франклин все же позвонила ему попросила приехать, он и сам не знал. Но именно этот ход оказался победным. До леди Франклин дошло, что ее лишают чего-то очень важного и что эти поездки с Ледбиттером были по сути дела единственным светлым пятном в той страшной мгле, что окутала ее. Она всегда с нетерпением ждала этих поездок, а с ними и новых захватывающих сюжетов из семейной хроники Ледбиттеров. Отныне ей — как и этой семье — было не на что надеяться. «Неужели я porte-malheur?[5] — с горечью думала леди Франклин. — Неужели я всем приношу несчастье?» Жуткая догадка стала укореняться в ее сознании — ядовитое семя упало на благодатную почву, вскормившую уже столько призраков. Ее охватила паника, она заерзала на сиденье, потом схватила сумочку, открыла ее — без всякой цели, лишь бы чем-то занять себя, и только тогда ее взгляд упал на длинный серо-зеленый талисман — чековую книжку.

— Хотите, я дам вам денег? — обратилась она к Ледбиттеру. — Вы могли бы принять от меня подарок?

На мгновение он задумался.

— Я был бы глупцом, мадам, — сказал он совершенно спокойным тоном, хоть и забыл от волнения привычное «миледи», — если б отказался. Но я не настолько глуп.

— Я, правда, не знаю, какая сумма вас могла бы устроить, — сказала леди Франклин. — Десять фунтов, пятьдесят, сто?

Ледбиттер снова взял себя в руки.

— Сто фунтов — большие деньги, — сказал он.

Леди Франклин уловила в его голосе сдержанные нотки. Ну конечно же, сто фунтов — это очень мало. В конце концов, что такое сто фунтов? Столько — даже больше — она тратит в неделю на свои два дома. Какие жалкие крохи для человека, которому грозит разорение, а его жене и детям (казалось, она знала их всю свою жизнь) страшные лишения. Откуда в ней такая скаредность? Ей вдруг стало легко и свободно — она смогла взять верх над своим скупердяйством, радость захлестнула ее с такой неумолимой силой, что, казалось, сердце не выдержит и разорвется, лопнет, как перезрелый плод. Ей чудилось, что в ней открываются поры, через которые пьет свежий воздух свободы ее душа. Ее обуяла жажда поступка. Действовать, и как можно скорее! Немедленно! Она скоро приедет — они уже в Лондоне: за окнами машины замелькали дома.

— Вы не могли бы остановить машину? — пролепетала леди Франклин. При том что временами она держалась величественно, как королева, распоряжаться она так и не научилась. Она привыкла просить разрешения.

Ледбиттер промолчал, но не успела она открыть рот, чтобы повторить просьбу, как выяснилось, что машина стоит на обочине.

«Что же я должна сделать?» — вопрошала себя леди Франклин. Ее вдруг охватило странное оцепенение — она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. В чем дело? Ей казалось, что на нее ополчились все: семейство Франклинов, стряпчие, адвокаты, поверенные, ее безденежная юность. Ей не раз приходилось выписывать чеки на крупные суммы, но не по собственной инициативе — так было нужно, ей только говорили, где поставить подпись. Деньги издавна внушали ей священный ужас — даже когда она разбогатела. Она по-прежнему мыслила категориями мелких трат, расходов наличными, а не чеков с внушительными цифрами. Правда, она не раз жертвовала — и помногу! — на благотворительные цели, но тогда все уходило неведомо куда, теперь же получатель был реальным лицом, сидел рядом с ней. Но что скажут те, кто ее окружает, не осудят ли за сумасбродство?