По направлению к психологии бытия - [28]

Взрослое человеческое существо гораздо лучше умеет скрывать свои страхи и тревоги. Если они не переполняют его, человек вполне способен подавить их, не признаваясь даже самому себе в их существовании. Зачастую он не «знает», что боится.

Есть много способов справиться с такого рода тревогой и некоторые из них — собственно когнитивные. Для такой личности все незнакомое, неясное, таинственное, скрытое, неожиданное может представлять собой угрозу. Единственный способ сделать его знакомым, предсказуемым, управляемым, контролируемым, то есть не внушающим страха и безвредным заключается в том, чтобы познать и понять их. Стало быть, познание может иметь не только развивающую функцию, но и функцию снятия тревоги, защитную функцию гомеостаза. Внешнее поведение может быть очень похожим, но мотивация может быть совершенно другой. Значит, и субъективные последствия являются совершенно другими. С одной стороны, мы имеем вздох облегчения и ощущение разрядки напряжения, скажем, у обеспокоенного хозяина большого дома, когда он среди ночи с ружьем в руке спускается по лестнице навстречу таинственным и пугающим звукам, и ничего не находит. Это совершенно не похоже на просветление и восторг, даже экстаз, молодого исследователя, который глядит в микроскоп и впервые в жизни видит структуру почки во всех подробностях либо неожиданно постигает структуру симфонии, смысл сложного стихотворения или политической теории. В этом случае человек чувствует себя более значительным, более умным, более сильным, более полноценным, более способным, более удачливым, более внимательным. Представим себе, что наши органы чувств стали более эффективными, наше зрение более острым, а слух предельно тонким. Тогда у нас будет такое же ощущение. Это то, что может произойти в процессе обучения и в психотерапии — и достаточно часто действительно происходит.

Эту мотивационную диалектику можно обнаружить в полотнах великих художников, в философии и религии, в политических и правовых системах, в науках, в цивилизации в целом. Попросту говоря, — крайне просто, — она может представлять собой одновременно результаты потребностей в познании и в безопасности в различных пропорциях. Иногда потребность в безопасности может почти полностью поставить себе на службу потребность в познании, ради преодоления чувства тревоги. Свободная от страхов личность может быть более решительной и отважной и, стало быть, может заниматься исследованиями и теоретизированием ради знания самого по себе. Вполне разумно предположить, что последнее будет более близко к истине, к реальной природе вещей. Философия безопасности, равно как и религия или наука, больше рискуют сбиться с верного пути, чем философия развития.

Бегство от знания как бегство от ответственности

Да, тревога и неуверенность подчиняют себе любопытство, познание и понимание, «используя» их, так сказать, в качестве «орудий» в борьбе со страхом, но отсутствие любопытства также может быть активным или пассивным выражением тревоги или страха. (Это отнюдь не то же самое, что атрофия любопытства, вызванная его "простоем".) То есть мы можем искать знаний для того, чтобы снять тревогу, но мы также можем и избегать знаний для того, чтобы снять тревогу. Если говорить языком Фрейда, то отсутствие любознательности, проблемы с обучением, псевдо-глупость могут быть защитной реакцией. Все согласны, что знание и действие тесно связаны друг с другом. Я же иду гораздо дальше и убежден, что знание и действие зачастую синонимичны, и даже тождественны как о том говорил Сократ. Если мы исходим из полного знания, то соответствующее действие следует автоматически, как рефлекс. В этом случае выбор делается совершенно спонтанно и без колебаний. (См.: 32)

Это в высшей степени присуще здоровому индивиду, который, похоже, знает, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно, и демонстрирует это знание своим непринужденным, полноценным функционированием. Но мы можем видеть это на другом уровне — у маленького ребенка (или у «ребенка», скрытого в каждом взрослом), для которого мысль о действии может быть тождественна самому действию — психоаналитики называют это "всемогуществом мысли". То есть, если ребенок хотел своему отцу смерти, то его бессознательные реакции таковы, словно он его на самом деле убил. Кстати, одна из задач психотерапии взрослых заключается в том, чтобы «разрядить» эти детские представления и избавить пациента от ощущения вины за свои мысли, словно они были его деяниями.

В любом случае, эта тесная связь между знанием и действием может помочь нам объяснить одну из причин страха познания — глубинный страх перед действием, перед последствиями, которые проистекают из знания, страх перед угрозой ответственности. Зачастую лучше чего-то не знать, потому что, если ты будешь это «что-то» знать, то тебе придется действовать и рисковать головой. Это стремление оставаться маленьким, подобно человеку, который сказал: "Я так рад, что мне не нравятся устрицы! Потому что, если бы они мне нравились, то я бы их ел, а я эту гадость не выношу".

Разумеется, немцам, жившим поблизости от концлагеря Дахау, было безопаснее не знать, что там происходит, быть «слепцами» или псевдо-дураками. Ибо, если бы они знали, что там происходит, то им пришлось бы действовать или испытывать чувство вины за свое малодушие.