По миру с барабаном - [84]
А еще впечатляют его руки, указывающие одна на землю, другая на небо. Вспоминаются строки из Пушкина: «Нет правды на земле, но правды нет и выше». На это фундаментальное сомнение европейца Сальери Будда как бы отвечает: «Я спасу всех – и на земле, и на небе!»
14 декабря 1996 г. От Горакпура до Кушинагара часа два быстрой езды на джипе. В Кушинагаре нам разрешают оставить на некоторое время наши рюкзаки в бирманском храме, одном из многочисленных – таиландских, корейских, японских, которые вперемежку с гостиницами тянутся вдоль полуторакилометровой дороги к самой первой в истории буддизма ступе, воздвигнутой на том месте, где было сожжено тело Будды Шакьямуни.
Начинается эта дорога от храма, построенного бирманцами в 1950-х годах рядом с археологическими раскопками десятков древних монастырей. Он является своеобразным саркофагом для огромной статуи лежащего Будды. Просветленный укрыт оранжевой тканью, прошитой золотыми нитками, – подобием монашеской одежды. Будда лежит на правом боку, подложив под щеку ладонь правой руки, а левую руку вытянув вдоль тела. Поза спокойного сна после до конца исполненной миссии. Сна, который на самом деле Пробуждение в вечную жизнь.
Самая первая ступа за 2500 лет утратила форму, превратившись в неровный глиняный холм. Мы провели перед ней долгую церемонию. Тэрасава-сэнсэй рассказал, что вначале именно эта ступа содержала все останки Будды. После того, как мудрый Ананда разделил останки Просветленного на восемь частей, в ступе остался только пепел. Десятую ступу построили для того, чтобы поместить в нее пустой сосуд, вначале содержавший все, что осталось после сожжения тела. Ту ступу, в отличие от восьми остальных, царь Ашока так и не смог открыть. Считается, что она находится под особой защитой царя драконов – «нагов». Археологи и сейчас не смогли даже найти тот холм, внутри которого скрыта заколдованная ступа: не то наги, не то местные жители запутали их.
Кушинагарскую же ступу не трогали до ХХ века. Потом китайская монахиня, жившая возле нее, незадолго до своей смерти вынула из ступы пепел и вручила Нитидацу Фудзии. Теперь пепел находится в Японии, в монастыре Атами-додзё, где умер преподобный Нитидацу Фудзии. Тэрасава-сэнсэй считает, что пепел не является собственностью ордена Ниппондзан Мёходзи и должен быть возвращен в Кушинагар.
Здесь Будда Шакьямуни превратил свое тело в шариру, которая стала его телом в век Конца Дхармы. Он сделал это для нас, живущих в такой век, чтобы мы постоянно ощущали, как трудно встретить Будду, ибо даже его шариру нелегко обрести. Из этого ощущения у нас рождается печаль, а из печали – кроткие, смиренные мысли, готовность отдать даже собственную жизнь, чтобы увидеть Будду. Ибо видеть его можно лишь тогда, когда видишь, что жизнь неотличима от смерти, и поэтому не за что цепляться, не о чем жалеть.
Индусы, сжигавшие сухую траву на поле вдоль дороги, сами того не ведая, проиллюстрировали мою мысль. Огонь, превращающий желтую солому в черный уголь, является и жизнью, и смертью одновременно, это «жизнесмерть». Наше тело уже при жизни является «шарирой», поскольку живые клетки, из которых оно состоит, постоянно делаются мертвыми. Как не продолжить это открытие утверждением о том, что жизнь, которая была заключена в пределы физического тела, после смерти тела продолжается в его шарире! Не на это ли намекал Будда, когда побуждал своих учеников строить ступы для его ногтей и волос?
Но скоро мои мысли резко приземлились. Мы зашли в один из ресторанов вдоль той дороги, но пообедать нам не удалось. Битый час ожидаем, когда же подадут на стол, как вдруг заходят какие-то индусы, которых обслуживают моментально. Затем накрывают еще для одной группы индусов. Да, наверно, они будут из гостиницы, которой принадлежит этот ресторан. Однако они только будут, а мы уже сидим полтора часа! Тэрасава-сэнсэй поставил официантам условие, что мы откажемся от обеда, если первое блюдо не принесут в течение пяти минут. Через пять минут поднос с супом вынесли-таки, но поставили не нам, а явившимся индусам в галстуках. Собирались ли официанты подать нам суп после них, мы так и не узнали, потому что терпение Тэрасавы-сэнсэя лопнуло – он встал из-за стола, а за ним и мы…
Пришлось закусить в пролетарской забегаловке. Хозяева были самые настоящие коммунисты. Кстати, в индийском парламенте их большинство. Сэнсэй тешил хозяев забегаловки тем, что мы приехали из страны Ленина. Однако они все равно недоложили нам риса и приправы. Так что Сэнсэй, а вместе с ним и мы стали громко требовать себе еще, энергично жестикулируя. Официант носился на полусогнутых!
И все же не до конца рассосалось у меня чувство обиды от того, как равнодушно отнеслась к нам Индия, по сравнению с Непалом. Возможно, это потому, что она успела стать нашей второй родиной. Непальцы были рады нам как гостям, а индусы уже принимают за своих и перестают церемониться.
Один из индусов, вертевшихся возле забегаловки, за несколько рупий нашел джип, водитель которого согласился отвезти нас обратно в Горакпур. Там мы сразу сели на автобус до Лухнова, где тотчас пересели на поезд до Нью-Дели.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Автор книги много лет помогала выходцам из Восточной Европы находить общий язык с британской полицией. Это трудная задача – ведь речь идет не просто о переводах с русского, польского, украинского или сербско-хорватского. Растолковывать приходилось – причем обеим сторонам – всю грамматику чужой жизни. «Тем, кто собрался выезжать, – читать как инструкцию, тем, кто остается, – читать для развлечения, и еще какого!» (Патриция Роговска, Лондон). Русский перевод своей книги, написанной по-польски, Светлана Саврасова сдала в издательство между двумя курсами химиотерапии.
Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).