По любви - [58]

– А ты чего стоишь? Присаживайся пока. Даст бог, всё обойдётся, – подмигнул ему капитан и закурил. – Курить хочешь, кури…

– Обожду.

Сквозь зарешеченное окно отделения Владимир видел, как Полина уговаривала Жгуна. Он сопротивлялся, всем видом выказывая полнейшее безразличие к её просьбам. Но вот что-то его заинтересовало, он задумался, отвернувшись в сторону, и минуту о чём-то размышлял. По лицу Полины было видно, что она ждёт его ответа с напряжением и тревогой. Жгун кивнул и улыбнулся в очередной раз. Они пошли к крыльцу.

– Я забираю своё заявление, товарищ дежурный. Считаю инцидент исчерпанным.

Капитан, глядя исподлобья, молча протянул ему исписанный мелким почерком листок бумаги и затушил окурок в битком набитой пыльной пепельнице. Жгун взял заявление и хотел было спрятать в карман, но Полина вырвала документ из рук мужа и тут же порвала.

– Ну глядите, глядите… – в последний раз улыбнулся он и вышел вон из отделения.

Все вздохнули с облегчением.

– Дерьмо человек, – покачал головой капитан и стал что-то снова писать в журнале.

– Коля! – крикнул он куда-то в сторону одному из своих помощников, – поставь там чайку.

Взглянул на Полину с Владимиром и, высунувшись в окно, с широкой русской улыбкой произнёс:

– А вы что стоите?! Идите домой, а то сейчас обоих посажу!

Полина и Владимир обнялись. И вышли на улицу.

По дороге всё больше опять молчали, и лишь возле подъезда, остановив её за руку, Владимир спросил:

– Полина, почему он согласился?

Она посмотрела ему в глаза беспомощно и растерянно, словно боялась ответить.

– Скажите, я прошу вас. Для меня это очень важно…

– Я предложила ему мамин дом в деревне. И он согласился. Только на это и согласился. Я не хотела вам говорить…

– Какая гадина! Какая мерзкая гадина!..

Спустя некоторое время после всех описываемых нами событий грузовой фургон ехал по избитой, с залитыми дождевой водой лужами грунтовке в деревню Глухово. Водитель матерился на чём свет стоит и проклинал себя за то, что согласился ехать в эти тартарары. Двое пассажиров рядом терпеливо молчали. До деревни оставалось километра три.

Позже машину с мебелью и вещами разгружали местные мужики. Владимира узнали. Он обещал поставить им за труды московского розлива.

Полина повозилась немного с вещами, занося их в деревенский дом Владимира, но мужики оттеснили её. Владимир заметил, что она смущённо стоит у забора без дела, подошёл к ней, поцеловал и попросил:

– Полюшка, возьми корзину, сходи в сад, там, я заметил, у нас антоновка ещё висит.

Полина улыбнулась. Что-то тёплое и радостное поселилось и запело в душе.

Моросил холодный ноябрьский дождь.

Кому война…

Фёдор лежал на диване и смотрел телевизор. Был выходной день. И значит, сегодня можно было валяться, ждать футбола и потягивать пивко под креветки, высасывая из розовых панцирьков белое ароматное тельце.

В новой квартире Фёдору, отцу четверых детей, жилось хорошо. Два старших сына, отслужив в армии, разлетелись кто куда по интересам. Старший, Пётр, остался в Твери на сверхсрочную. А Лёшка поехал учиться за границу – в Лондон за деньги. Взяли кредит в банке. Отправили.

С родителями жили теперь только дочь Кристина да младший пятилетний Дениска.

По телевизору показывали новости – про Украину, про Крым, про американцев и про то, что против нас вводят санкции.

– Не любит нас никто, – резюмировал Фёдор.

Подлил ещё пивка. Потянул. Закряхтел.

В свои сорок пять он уже много чего повидал и попробовал. Был киномехаником в клубе, кровельщиком, слесарем, водителем самосвала, сварщиком, таксистом, подсобным рабочим, каменщиком, сантехником. Все эти специальности давались ему легко. Многое он умел. Только не умел деньги зарабатывать. Жена Ангелина его пилила-пилила, а ему хоть бы что. «Да ладно!» и «Ну и что!». Вот его слова. Принесет пару тысяч сверху зарплаты – и то хлеб.

Ангелина работала у него воспитателем в детском саду. Была правильная и заботливая мать. Дети были у неё всегда в порядке – чистенькие и нарядные.

Фёдор слушал-слушал телевизор, и вдруг его стало что-то смаривать в сон. Он поправил подушечки на спинке дивана, отложил в сторону очки и под убаюкивающий монолог диктора закрыл глаза. Сон к нему пришёл, мягким пушистым и тёплым котёнком упав на плечи. Снилась красивая женщина из какого-то американского кино. Вся шоколадная от океанского загара, такая далёкая и неземная, что он даже боялся протянуть к ней руку. Он уже почти дотронулся до её прелестей, когда его тряхнула за руку жена.

– Вставай, Фёдор. Война началась.

– Какая война?

Он выбежал на улицу и стал оглядываться по сторонам. Небо над головой заволокло свинцовыми тучами. С ближайшего военного аэродрома слышался гул взлетающих машин. Над головой то и дело на низкой высоте летели тяжёлые бомбардировщики, моргая красными маячками на фюзеляжах.

У пивного ларька стояли мужики. Они уже собирались уходить, когда он подошёл. Схватил крайнего за рукав.

– Куда вы?

– На войну. С нами идёшь?

Дошли до большого шоссе, на котором почему-то не было ни одной машины. Напротив заправки прямо на дорогу приземлялся вертолёт.

– Давай скорее, мужики!

Влезли в вертолёт и в его трясущемся под винтами брюхе полетели на передовую. На выходе раздали оружие. Вот он – знакомый и родной с армии «калаш». Несколько запасных рожков. Гранаты. И вперёд – на побережье.