По любви - [15]
– Эх, сейчас бы картохи спечь. Да с салом пожевать, – раскатывал губы Швед. – Мне, бывало, мамка-покойница сала нарежет на большую горбуху черного хлеба. А картошку я сам на двоих напекал за фермой. Сало мягкое. Картошечка горячая. С хлебушком самое оно…
Швед бросил в огонь окурок и покачал белобрысой головой, поджав губы, словно отбрасывая от себя какие-то нехорошие мысли о прошлом.
– Когда после смерти мамки стали с бабкой жить, такого уж не было. Ни сала. Ни молока. Ни хлеба. У бабки пенсия – копейки. Сдали меня в интернат…
Голод не давал заснуть. Всё время хотелось есть. Хоть палки грызи. Я нашёл за домиком небольшой куст калины, на верхушке остались грозди. Нагнул ветки, наломал.
Надежда на скорое возвращение Шплинта перебарывала усталость. Разгулялся осенний день. Мы подбрасывали и подбрасывали палки в огонь.
За делом вернулся и Шплинт. С килькой. С чаем и сахаром. С зелёнкой и со стыренной обувкой. И даже с картошкой.
– Я подумал, может, в костре её напечь? Вкусно же! А вы уже и угли приготовили. Правильно! Молодцы, что догадались!
Ели. Было так вкусно, что я этот обед спустя много лет не мог позабыть. И вкус печёной картошки с хрустящей корочкой, и братская могила килек в сочном томатном соусе, и сладкий чай, заваренный из пачки со слоником на воде из лесного ручья, и белый хлебушек, который мы поджаривали до коричневой корки, держа над углями на прутиках, – все это навсегда запечатлелось в моей памяти.
После обеда все наконец заснули – разлеглись вокруг костра на ветках. Мне снилась какая-то необыкновенная лесная поляна, на которой уйма ягод крупной сладкой малины. Я горстями ем малину. И не могу наесться. Затем разбегаюсь – перебирая ногами, лечу над лесом с распахнутыми руками, не боясь упасть. И просыпаюсь.
…Уже вечерело, когда она вышла из избёнки. Я лежал с открытыми глазами. Ребята ещё спали, когда она, очухавшись, с виноватым взглядом стала оглядываться вокруг и, заметив нас, никого не узнавая, испуганно и со стыдом пропищала:
– Мне в туалет надо.
Я показал ей рукой на лес.
– Так иди вон туда – дойдёшь? Или боишься? Вот опорки надень…
Я протянул ей смятые опорки, вытащив их из-под головы храпящего Шплинта.
– Дойду. – Она кое-как обулась и поплелась протоптанной тропинкой за могучие еловые стволы.
Проснулся Швед. Прикурил от уголька сигаретку и сел, почёсывая бока.
– Слушай, Ужик, я чего думаю, зависли мы тут. Валить надо. Ты давай замазывай её, и пусть она катится. Вдоль железки дойдёт до станции. А мы через лес – на шоссе. На попутках будем добираться.
– Хорошо. Сейчас вернётся – предложу.
– Да не балуй. Времени нет. – Швед лыбился своей желтозубой прокуренной улыбочкой, намекая на дурное.
– Чего тут баловать? На ней живого места нет. Зелёнки бы хватило.
Она вернулась к домику, со страхом и любопытством стала разглядывать нас.
– Тебя как звать? – спросил Швед.
– Забава.
– Как? Как?
– Забава. Чего ты? Мать с отцом так назвали. Русское имя. Обычное. Женское.
– Ну, короче, Забава, будем сейчас тобой забавляться. Наш Ужик тебя сейчас зелёнкой помажет, и пойдёшь потом до станции сама.
– А в какую сторону? – Она испуганно посмотрела на нас.
– Туда. – Швед показал в сторону станции, откуда пришёл Шплинт. – Станция Кобельки. Тут километров пять пёхом. Дойдёшь. А нам в другую сторону.
Она закивала. Продолжала стоять.
– Ты хоть помнишь, что с тобой было-то?
– Помню, как в поезде с другом водку стали пить. Помню, вытащил он меня в тамбур проветриться. Потом уже всё…
– Куда ехали-то?
– В Москву. Обещал меня в артистки устроить. Я песни пою в кафешках…
– Певица! – после паузы Швед толкнул меня в плечо. – Веди её. А я богатыря нашего разбужу.
Мы вошли в домик. Я аккуратно расставил пузырьки на лавку. Стал снимать с неё одежду. Она не сопротивлялась. Только дрожала от холода.
– Ты, если будет больно, скажи. Я подую.
– Ладно.
Мазал её исцарапанное тело и дул на болячки. Она прикусывала губы, но терпела. Только зажмуривалась, когда я резиновым колечком от пузырька попадал в самые злые места. Закрасить все болячки зелёнки не хватило.
– Может, ты врачом будешь? – лыбился Швед, когда мы вышли после процедуры к ребятам на улицу. – Смотри, какой санитар! Её покрасил. Сам покрасился.
Я тогда ничего не ответил. Чего отвечать, если человек прикалывается. Через полчаса мы разошлись. Мы пошли в лес, где через пару километров должны были выйти на шоссе. Она, жалобно оглянувшись на нас, робким шагом в опорках не по размеру, уходила вдоль насыпи. Больше я с ней не встречался.
Потом, сидя в игротеке после уроков в интернате, в конце фильма про Красную Шапочку по телику, Швед, показывая на уходящих волков прокуренным пальцем, смеялся:
– Во, ребя, мы от Забавы сваливаем!
Прошло много лет. Швед скитается по тюрьмам – вырезает из дерева красивые вещи. Через телефон выкладывает их в «Одноклассниках». Шплинт после армии пошёл в телохранители к одному известному певцу. Оттуда однажды и позвонил мне. Сообщил, что видел Забаву на сцене. Она теперь певица знаменитая – Забава Лихая. Поёт шансон. Автограф ему дала. Красивая баба. Про тот случай вспомнили. Про меня спрашивала. Я пару раз ходил на её концерты. Но вида не подавал. Нас много. А звезда одна.
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.