По краю бездны. Хроника семейного путешествия по военной России - [11]

Интерес матери к пчелам привел к тому, что в поместье стали выращивать фрукты, поскольку одно невозможно без другого. В старых запущенных садах посадили новые деревья, а потом засадили новыми сортами яблонь и груш еще 10 или 20 гектаров. Ульи расставили между фруктовыми деревьями, а землю под деревьями засеяли травами и дикими цветами, особенно привлекательными для пчел. Так получился лобзовский мед с хорошо узнаваемым вкусом, его обрабатывали на продажу на новоприобретенных центрифугах. Сбором фруктов занимался работник из Германии. В сезон он с помощниками жил под открытым небом среди фруктовых деревьев.

Лошади-тяжеловозы оставались в нашем уголке Европы лучшей тягловой силой. К тому же использование лошадей означало, что методы ведения хозяйства в поместье не сильно отличались от соседних деревень, — для отца это было существенно. Несколько пар лошадей, которыми занимались опытные люди, были задействованы на полях. В разное время в Лобзове работали от пяти до десяти таких пар. Моторная техника ограничивалась молотильными машинами. Это была самая лучшая на то время технология. В кадрах кинохроники, посвященных сельскому хозяйству в Англии времен Первой мировой войны, можно увидеть методы, очень похожие на Лобзов 1926 года.

Управление фермами было в руках пана Казимира Домбровского. Иногда ему помогал студент-стажер из какого-нибудь польского сельскохозяйственного колледжа. Во время все более частых отлучек моих родителей дом оставляли на его жену, пани Домбровскую. Самым старшим членом домашней прислуги была няня, панна Марцианна Левкович, наша любимая Мартечка. Панна Катаржина (Кася) Супрун была нашей искусной поварихой. В 1938–1939 годах у нас было две гувернантки, француженка и немка.

В бытность моего отца местным судьей (1929–1932 годы) у него были камердинер и шофер, в ведении которого находился наш «шевроле» 1926 года выпуска. Две конные кареты и лошади, обслуживавшие господский дом, находились в ведении нашего кучера Косовца. В конце 1930-х годов на смену старому садовнику Юлеку (Юлечеку) пришел новый, пан Мось, который ведал не только садами и парком, но и безопасностью поместья. Ему, как и пани Домбровской и панне Левкович, с домом помогали временные работники. Столяр, пан Соколовский, деливший свои труды между фермами и господским домом, иногда любезно позволял мне помогать, и я любил наблюдать его за работой.

Основу постоянной рабочей силы составляли квалифицированные работники фермы. Кроме того, в особо жаркую пору, например во время жатвы, нанимались сезонные рабочие, жители окрестных деревень, главным образом Лобзова.

Лобзов пользовался услугами кузнеца из Котчина, кустаря-одиночки, который работал и в других деревнях. Наблюдать за ним было так же увлекательно, как помогать Соколовскому. Сбрую мастерил и чинил бродячий шорник. Оба они были ценными работниками, и оба были евреями. Я часто присутствовал при работе над сбруей, проходившей в полной тишине. Шорник поражал мое воображение не только своим мастерством, но и тем, что он ел: он строго придерживался православных обычаев.

Наш местный строитель, пан Супрун, жил в Деречине. Это был брат нашей поварихи Каси. К Супруну обычно обращались в случае крупных строительных работ, когда надо было расширить погреб, построить террасу или летний домик и так далее.

Родители организовали в Лобзове собственную систему здравоохранения, которая была доступна для их работников бесплатно. Оказанием рутинной медицинской помощи занимался наш деречинский врач, а с серьезными болезнями и при несчастных случаях отправлялись в больницу в Слоним. Первую помощь оказывала сама Аня, а если ее не было, то пани Домбровская или Мартечка. Оказывали первую помощь и жителям окрестных деревень. Она пользовалась большой популярностью, особенно среди женщин, которые рады были лишнему случаю посплетничать.

Дети наших работников начинали свое образование в деревенской школе в Лобзове, а потом шли в начальную школу в Деречине. Духовные потребности господского дома обслуживались двумя приходами Деречина, православным и католическим. Наше общество было многоязычным, что можно увидеть на моем собственном примере: подрастая, я одновременнно учился разговаривать на польском, французском и белорусском.

По логике, спасение Лобзова и Котчина, как его задумали и реализовали мои родители, должно было лечь непосильной ношей на фермы, поскольку изначально поместье было рассчитано на более крупную собственность. И тем не менее, при моих родителях Лобзов не только пережил кризис начала 1930-х годов, но к концу десятилетия наметился определенный прогресс и даже удалось несколько раз вложить в различные начинания прибыль. Эти поразительные успехи были достигнуты за счет жесткого бухгалтерского учета, перевода на лобзовские счета некоторых личных средств отца и последовательного отказа от излишеств.

Главной задачей родителей было восстановить доверие между поместьем и его белорусскими соседями — деревнями Лобзовом и Котчином. Когда невероятных размеров долг был выплачен, отношения наладились, и обе стороны искали более тесного взаимовыгодного сотрудничества. Самым грандиозным совместным проектом был молочный кооператив, который в конце 1930-х годов совместно основали Лобзов и две ближайшие деревни. Поместье поставляло оборудование, а деревни — рабочую силу и помещение.