По кличке «Боксер» - [4]

– Любопытно, – пробормотал про себя Зобин, а как только вошел в кабинет начальника отдела, поинтересовался: – Кто это у тебя, Онищенко, по коридору в тапочках бегает?

– В тапочках? – переспросил Онищенко, ошеломленный неожиданным визитом важного руководителя.

– В тапочках, тапочках, да еще с боксерскими перчатками.

– Так то Сатов. Опер наш.

– Ему что, делать нечего? Служебное время, работы невпроворот, а он бега по коридору устраивает.

– Так то не по коридору, на дворе хлопцев боксу обучает. У нас сегодня физподготовка.

Зобин прошел мимо стоящего навытяжку Онищенко и занял по-хозяйски его место за столом.

– Сатов… Сатов, – произнес он задумчиво. Что-то напоминало ему эта фамилия. Интуиция подсказывала: с этим человеком связаны какие-то события, правда, сравнительно далекие. Где же он встречался с опером-боксером? И вдруг словно молнией озарило сознание: ясно представил хижину в горах, хлесткие струи южного ливня, бьющие в лица уставших чекистов, поникшие фигуры связанных бандитов и занесенный для удара по лицу их главаря мощный кулак молодого оперуполномоченного в изодранной гимнастерке.

– Так ты говоришь – Сатов? Это не тот ли молодец, что брал Ага-кули?

– Он самый.

– И что это за человек? – с нескрываемым интересом спросил Зобин.

– С работой справляется, как говорят, от дела не бегает. Добрый хлопец… Самолюбив, пожалуй. Помню, в тридцать втором, он тогда к нам только прибыл, поехал Никола в Москву на соревнования боксеров «Динамо». Там ему руку повредили, може и сам сломал, не помню. Но как сегодня вижу, ходил он месяц без малого хмурым. Это оттого, что красоваться теперь на пьедесталах не придется: какой чемпион со сломанной рукой…

– А если по службе?..

– И по службе тоже. Не дай бог не отметить его за удачно проведенную операцию, неделями дуться будет. Любит, когда хвалят.

– Так это же хорошо, от похвалы крылья вырастают.

– Оно, конечно, так, но крылья от земли отрывают.

Зобин рассмеялся:

– Хитер ты, Онищенко, наверное, думаешь, капитан глаз на Сатова положил, вот и скромничаешь на похвалу. Так ведь я его, считай, первый раз встретил, – о событиях в горах Семен Захарович решил умолчать.

Сатов. Взрывной, смелый, дерзкий. Да если еще молод, да честолюбив, да с небольшими грешками. Это как раз тот материал, с которым Зобину нравилось работать. Честолюбивый любой приказ выполнит, в огонь и воду пойдет, если за ним последует продвижение по службе или награда. Честолюбие и карьеризм всегда рядом ходят. А что касается грешков, то с их помощью можно человека надежно держать на крючке. Нет, определенно, Сатов заинтересовал Зобина. «Ах, какие удары он наносил тогда Ага-кули, – вспомнил снова начальник секретно-политического отдела. – Такими душу можно выбить из арестованного, не то что признание. Надо побеседовать с этим опером».

…Когда Николай узнал, что его приглашает высокий начальник, прибывший в отдел, он сразу представил того человека, которого чуть не сшиб в коридоре, и понял, выволочка будет.

– Здравствуйте, Сатов! – совершенно неожиданно для опера приветливо встретил его капитан. – Проходите, садитесь.

Николай отодвинул стул, стоящий у приставленного к письменному столу столика и уселся на краешек, да так неловко, что оказался на полу: вес-то почти под сто килограммов. Капитан заразительно засмеялся:

– Да что же вы так, Сатов? Честное слово, не ожидал в вас такой застенчивости. Вспомните, как брали Ага-кули?

«Ну вот, все становится ясным, – обреченно подумал Николай. – А смех? Так это типичный следственный прием… Нет, не простил он мне того «бокса».

– Тогда в горах вы производили совсем другое впечатление, эдакий лихой партизан, – не дожидаясь ответа Сатова, продолжал Зобин, – максималист. Все ему ясно: враг, значит, хрясть по морде…

Оперуполномоченный не силен был в психологии, потому и не мог понять веселого настроя собеседника. Чего уж тут веселиться, если пришел долги требовать. Прямо скажи: настал твой черед, Сатов, отвечать. И нечего зубоскалить. Но отвечать что-то надо.

– В горячке я был… – Николай замялся, не зная, как величать Зобина, ведь тот не представился.

Опытный следователь заметил это и пришел на помощь:

– Зобин. Семен Захарович.

– Если можно, ваше звание? Так привычнее.

– Капитан.

– Товарищ капитан, сами помните: двоих мы потеряли, особенно жаль было командира, во многих переделках мне с ним пришлось побывать…

* * *

Сообщение о том, что Ага-кули с группой своих приспешников укрылся в горной хижине, поступило под вечер. Руководитель отряда чекистов, вот уже второй месяц идущего по кровавым следам банды, решил, несмотря на сгущающуюся темноту и хлынувший ливень, идти на задержание. Однако находящийся в отряде следователь Зобин советовал повременить. Его аргументы, на первый взгляд, были убедительными: к хижине вдоль узкого глубокого ущелья ведет единственная тропка, к тому же густо заросшая кустарником: оступиться в такой тьме ничего не стоит. А оступится кто, значит, шум большой выйдет. Бандиты чутки, как звери. Услышат и перестреляют чекистов по одному.

Но Муслим Кулиев стоял на своем: «Медлить нельзя, сколько раз Ага-кули уходил от нас, уйдет и сейчас, если промедлим. Наверняка у него есть и другая тропка, о которой нам неизвестно».