По экватору - [20]

С берега к нашему пароходу начали подплывать лодки; на веслах сидели первые туземцы, которых мы видели. На них не было никакой лишней одежды, что казалось весьма мудрым при такой жаркой погоде. То были темнокожие, красивые рослые мужчины, мускулистые, стройные, с умными, волевыми лицами. Не думаю, что между темнокожими можно еще где-нибудь встретить им подобных.

Мы все сошли на берег поглядеть, что там делается, осмотреть местность и пообедать на суше — наслаждение высшее из высших для морского путешественника. Там мы увидели и других туземцев: сморщенных старух с плоскими грудями, закинутыми через плечо или висящими спереди, словно застывшие струи черной патоки; улыбающихся молодых девушек, веселых и довольных, гибких, пухленьких и грациозных, — отрада для глаз; молодых женщин, высоких, статных, миловидных, прекрасно сложенных, которые шли гордо подняв голову, с несравненным достоинством в осанке; величавых молодых мужчин - атлетов по сложению и мускулатуре — в ослепительно белых свободных одеждах, оставлявших открытыми бронзовую грудь и бронзовые ноги; на голове у них была настоящая щетка жестких волос, выкрашенных в ярко-кирпичный цвет, Каких-нибудь шестьдесят лет назад они были еще совсем невежественны, а теперь они умеют обращаться с велосипедом.

Мы бродили по улицам городка белых и по горным дорогам и тропкам, которые вились между европейскими домами, садами и плантациями, мимо пышных кустов с огромными цветами, такими огненно-красными, что мы невольно жмурили глаза, глядя на них. Потом мы остановили какого-то пожилого колониста-англичанина, чтобы поболтать с ним и выразить сочувствие насчет нестерпимой жары, но он удивился и сказал:

— Жара? Какая же это жара? Вот вы бы летом здесь пожили разок!

— А разве сейчас не лето? Все признаки налицо. Такую погоду в любой стране приняли бы за лето. Чего еще вам не хватает для лета?

Не хватает полгода. Сейчас только середина зимы.

Перед поездкой я несколько месяцев страдал от простуды, и такая внезапная смена времен года, естественно, не могла не повредить мне. Я снова простудился. Просто диву даешься, какие бывают резкие скачки из одного времени года в другое. Мы покинули Америку две недели назад в середине лета, а здесь сейчас середина зимы; еще через неделю мы прибудем в Австралию уже весной.

После обеда я встретил в бильярдной местного жителя, с которым был знаком в какой-то другой части света; вскоре я завел себе еще нескольких друзей и вместе с ними отправился в город навестить его превосходительство губернатора в его загородной резиденция,— надо думать, он скрывался там от превратностей зимней погоды: резиденция находилась на прохладной возвышенности, Куда более привлекательной, чем низина, где лежал город и где зима была в полном разгаре, а от солнечных лучей чуть ли не вспыхивали волосы, когда приходилось снимать шляпу для поклона. Из дома губернатора открывался величественный и прекрасный вид на океан, острова, вершины гор, остроконечные, словно шпили замков, а все вокруг обволакивала та сказочная дрема и безмятежность, что придаст такое очарование жизни на островах Тихого океана.

Один из моих новых знакомых, который пришел со мною сюда, был очень крупный мужчина, и я всю дорогу изумлялся его росту. Он стоял на веранде возле губернатора и разговаривал, а я все еще смотрел на него с изумлением; но вот вошел дворецкий-фиджианец объявить, что чай подан, и высокий мужчина сразу превратился в карлика. Ну, может, и не совсем в карлика, но все-таки разница в их росте была потрясающей. Я думаю, темнокожий исполин был королем, скрывающимся по каким-нибудь политическим соображениям. Кажется, в разговоре на веранде кто-то сказал, что туземные короли и предводители племен на Фиджи, как и на Сандвичевых островах, куда крупнее и выше ростом, чем простые смертные. Просторная белая одежда этого дворецкого казалась нарочно для него сделанной, она великолепно гармонировала с его огромной фигурой и королевским достоинством и осанкой. Европейский костюм принизил бы его, сделал бы самым обыденным, рядовым человеком. Я убежден в этом, ибо это участь всех, кто носит европейскую одежду.

Говорят, что туземцы и поныне сохраняют глубочайшую преданность вождям и почтение к их особе. Образованный молодой джентльмен, глава племени, живущий неподалеку от столицы, одевается по моде высшего европейского енота, но даже это не лишает его поклонения народа. Подданные гордятся его высоким саном и древним происхождением, невзирая на его утерянное могущество и злые чары его портного. Ему незачем осквернять себя трудом и обременять душу пошлыми земными тяготами: племя постарается, чтобы он не знал нужды, высоко держал голову и жил, как положено джентльмену. Я мельком видел его в городе. Возможно, он потомок последнего короля с таким трудным именем, короля, в честь которого за оградой в центре города стоит высеченный из камня монумент. Такомбау, вот как его звали, — я вдруг вспомнил. Такое имя легче хранить на граните, чем в голове.

В 1858 году этот король уступил Фиджи Англии; кто-то из гостей губернатора привел слова короля, находчиво и не без грусти ответившего английскому представителю во время церемонии передачи острова. Представитель в утешение Такомбау сказал, что передача его королевства Англии — «формальность — вроде того как меняет жилище рак-отшельник». «Да, — заметил бедный Такомбау, — только с той разницей, что рак вползает в свободную раковину, а моя занята».