По экватору - [12]

На одном из Гавайских островов неожиданно схватили и увезли мужчину, и его беспомощная жена на сносях осталась одна. Преодолевая всяческие препятствия, рискуя собой и ребенком, верная жена добралась до Гонолулу и так умоляла чиновников, что ей в конце концов позволили отправиться в изгнание вместе с прокаженным мужем.

Молодой, полной сил женщине объявляют, что у нее признаки проказы, и, не дав опомниться, уводят ее; вернувшись домой, муж застает двух своих малышей, со слезами зовущими мать, которую у них отняли.

Вы только представьте себе! Ужасна участь детей, но их горькая доля — пустяк, ничто, по сравнению с тем, что переживает мать; переживания ее не потеряют остроты; ей предстоит терзаться час за часом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом, и не будет ей облегчения до самой смерти.

Лука Кааукау, жена прокаженного, двенадцать лет жила на острове Молокаи. У ее мужа были разъедены все суставы, руки превратились в обрубки, сплошь покрытые язвами; четыре года она клала ему в рот каждый кусочек пищи. Муж не раз просил Луку оставить его, калеку, — сама она была здорова, — но Лука продолжала ухаживать за любимым человеком и сказала, что не отойдет от него, пока его исстрадавшаяся душа не покинет тела.

Несколько ужасных случаев произошло на моих глазах: девушка, по-видимому совершенно здоровая, помогала мне украшать церковь к пасхе, а под рождество ее увезли как больную проказой; одна мать годами скрывала в горах ребенка из боязни, что его отнимут, и даже самые близкие друзья не подозревали, что ее ребенок еще жив; я знал почтенного человека, белого, которого разлучили с семьей и отправили в лепрозорий, и все, даже страховые агентства, считают его умершим».

Но всего ужаснее, что эти мученики неповинны в своем несчастье. Они заболели проказой не за свои грехи, а за грехи отцов, которые сами-то избежали этого проклятия.

Мистер Гоуэн упоминает об одном поразительном факте. Можно ли себе представить, что на этом страшном острове прокаженных существует обычай, достойный подражания? Да, такой обычай есть, несказанно трогательный, прекрасный обычай. Когда смерть распахивает дверь темницы, оркестр исполняет в честь освобожденной души радостный гимн!

Глава IV . «ЛОШАДИНЫЙ БИЛЬЯРД». МНЕ НЕ ВЕЗЕТ

Легче снести десяток порицаний,

чем выслушать одну сомнительную похвалу.

Новый календарь Простофили Вильсона

Отплыли из Гонолулу.

Из моего дневника.

2 сентября. — Стаи летучих рыб — легкие, изящные, гибкие и ослепительно белые. Когда они озарены солнцам кажется, будто летят серебряные ножики. Эти рыбы способны пролететь сотню ярдов без передышки.

8 сентября. 9°50' северной широты; за завтраком. Идем к экватору под углом. Пассажиры, никогда не пересекавшие экватор, в большом волнении. Да и я предпочел бы это удовольствие всему на свете! Вчера вечером вошли в «штилевую полосу» — неожиданные ливни, переменные ветры, сменяющиеся полным затишьем, зыбь на море, пароход качается, как пьяный, — все это порой наблюдается и в других местах, но в штилевой полосе — обязательно. Полоса, которая опоясывает земной шар и называется штилевой, имеет 20° ширины, а линия, называемая экватором, проходит по самой ее середине.

сентября. — Вчера вечером было полное лунное затмение. Луна начала закрываться в половине восьмого. Когда она закрылась совсем — или почти совсем, — от нее осталось только выпуклое темно-розовое облачко с изрытой поверхностью, обрамленное кольцом, — совсем как шарик клубничного мороженого. Когда луна открылась наполовину, она была похожа на золотой желудь в его чашечке.

сентября. — Сегодня в полдень подойдем к экватору. Один матрос объяснил молодой девушке, что мы движемся медленно, потому что взбираемся по выпуклости к центру земли; зато когда перемахнем через экватор и будем плыть под уклон, мы полетим со скоростью ветра. На другой день девушка, услышав слово «бак» - носовая часть верхней палубы, — спросила матроса, что это такое, а он ответил, что это сосуд, в котором кипятят воду. У этого человека большие запасы знаний, и девушка того и гляди все их из него выкачает.

Полдень. — Пересекли экватор. Издали казалось, будто через океан протянута синяя лента. Кое-кто пз пассажиров фотографировал ее. Мы не выполняли дурацких обрядов — никаких дурацких шуток, никаких грубых развлечений. Подобные потехи отжили свой век. Бывало, наряженный Нептуном матрос выходил со своей свитой на нос судна, намыливал и брил всех, кто впервые пересекал экватор, а потом подвешивал этих бедняг к ноку реи и трижды окунал их в море. Развлечение считалось забавным, а почему — никто не знает. Впрочем, это неверно. Мы знаем почему. Оно никогда не было бы забавным на суше; ни одна деталь комических представлений, устраиваемых на борту корабля, чтобы ознаменовать переход через экватор, не была бы забавой на земле, — сухопутные крысы сочли бы их плоскими, ничуть не остроумными. Но на море, когда плывешь очень долго, даже сухопутные крысы изменяют свое мнение. Однообразие такого плавания пагубно сказывается на умственных способностях, и люди вскоре доходят до того, что готовы предпочесть любую детскую забаву любому разумному занятию. Иной раз просто диву даешься — какие ребячества затевают взрослые на море, с каким увлечением им отдаются и какое получают от итого удовольствие! Но, разумеем я, это только в дальнем плавании. Ум постепенно становится вялым, ленивым; утрачивается привычный интерес к повышенным предметам; его способны расшевелить только грубые шутки и веселят только дикие, бессмысленные нелепицы. Пассажир короткого плавания не успевает принять столь неприглядный облик: у него просто нет времени опуститься до такого жалкого уровня.