По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг. - [24]

Некоторую неорганизованность вносили партии Д. А. Каузова и Ф. К. Рабинович, пытаясь получить все, не соблюдая очередности. Уж очень не хотелось им отстать от других партий: вместе не так страшно сбиться с пути в неизвестной местности, да и веселее идти. Однако Горанскому удавалось утихомирить их.

Выдержаннее всех оказался Н. И. Едовин. Ему предстояло получить громоздкое снаряжение для рудной разведки. Совсем равнодушно к подготовке относился А. Н. Морозов, что меня несколько удивляло и даже настораживало.

Пожалуй, это было самое суетливое время с начала организации экспедиции. В эти дни не только лица начальников партий и прорабов, но и рабочих были серьезны, озабочены. Они сновали от палаток к складу и обратно, торопливо перетаскивая получаемое. Иногда с заговорщицким видом отзывали в сторонку от «посторонних» своего начальника, что-то тихо сообщали ему, и он торопливо шел к Горанскому. Получив желаемое, с ликующим видом быстрее уносили от любопытных глаз. Всеми способами члены других партий пытались вызнать, что те ухитрились получить, и, если это удавалось, шли тоже атаковать Горанского. Такая суета тянулась несколько дней.

…Воспользовавшись хорошей погодой и занятостью геологов, я вместе со Степаном Дураковым выехал в Олу и окрестные поселки для заключения договоров поделку вьючных седел, хайок по-якутски, аренду лошадей для перевозки грузов и работы в партиях, а также оленей для зимней перевозки грузов из бухты Нагаева к устью реки Оротукан, а для партии Едорина — на Среднекан.

За три дня разъездов верхом нам удалось многое сделать. Этому в большей степени способствовало наше знакомство со многими коренными жителями. После сотрудничества с Первой Колымской экспедицией у них упрочилось доверие к нам, возросли присущие им доброжелательность, гостеприимство и отзывчивость.

Заключив успешно договоры, удовлетворенные и жизнерадостные, мы возвращались в бухту. Однако нас ждало большое огорчение. За наше отсутствие произошло два чрезвычайных происшествия. Первое и наиболее тяжелое из них — неумышленное убийство молодым рабочим Александром Пожаровым своего товарища, тоже молодого рабочего Михаила Поедавших при смене дежурства на охране складов взрывчатых веществ.

В то роковое утро на смену дежурившему ночью Пожарову приплыл с базы к устью Марчекана Поедавших на маленькой долбленой лодочке. Подойдя, он весело спросил Пожарова, не было ли каких происшествий у него во время дежурства. Получив отрицательный ответ, Михаил вдруг, посмеиваясь и подзадоривая товарища, спросил:

— А что бы ты сделал, если бы к тебе бесшумно подошел незнакомый человек?

— Ну, окликнул бы, скомандовал «ложись» или позвал бы второго дежурного от палатки со взрывателями, и мы его обыскали бы, связали до утра, — спокойно ответил Александр.

— А если, вместо того чтобы лечь, он бросился бы на тебя, оглушил камнем или палкой? Ты ни прицелиться, ни выстрелить из винтовки не успел бы, как он тебя обезоружил.

— Это ты брось! Еще как бы успел!

— А ну защищайся! — крикнул Поедавших, стараясь выбить из рук товарища винтовку двухлопастным веслом.

Пожаров моментально передернул затвор и, не прицеливаясь, нажал на спуск. Грянул выстрел. И Михаил, медленно оседая, свалился замертво в траву. Пожаров оцепенел от ужаса и ошеломленно смотрел на только что шутившего с ним друга, поняв всю трагедию случившегося…

Никаких следственных органов в бухте Нагаева и Оле тогда не было, поэтому ограничились составлением акта. По свидетельству второго дежурного было ясно, что убийство произошло без злого умысла, по глупой случайности. Акт был составлен в присутствии понятых на месте происшествия Горанским, который имел большой опыт работы следователем по уголовным делам.

Забегая вперед, можно сообщить, что на Пожарова этот случай повлиял чрезвычайно сильно. В период всей работы экспедиции он был замкнут, удручен, никогда не принимал участия в каких-либо развлечениях, и никто не мог заставить его рассмеяться и даже улыбнуться. По окончании работ, когда мы возвратились в бухту Нагаева, состоялся суд. Учитывая хорошую работу и поведение Пожарова, его осудили условно на два года.

Руководил охраной заместитель начальника экспедиции по административно-хозяйственной части Василий Иванович Серков. Серков был направлен к нам. Инцветметом перед самым отъездом экспедиции из Ленинграда. Вместе с ним был оформлен и счетовод по фамилии Чайковский.

Держался Серков скромно, но вместе с тем как-to даже величественно. Он часто уходил на Культбазу или на стан Союззолота, расположенный на склоне холма — не очень далеко от нашего палаточного городка. Иногда пропадал там целый день. Когда же оставался на базе, присматривался к сотрудникам экспедиции, к их работе, но ни во что не вмешивался. Правда, в этом не ощущалось особой надобности, так как заведующий хозяйством экспедиции Горанский вполне освоился с работой и выполнял ее очень добросовестно. Да и сама работа шла слаженно и достаточно успешно. Коренастый, невысокого роста, очень полный, розовощекий, Василий Иванович ходил степенно, сутуля плечи и раскачиваясь, производя впечатление стороннего наблюдателя или начинающего ревизора. Он редко разговаривал с кем-либо из сотрудников и рабочих. Небольшие выпуклые глаза его, полуприкрытые веками, придавали лицу равнодушно-сонное выражение. Он-то вместе с Чайковским и стал «главным действующим лицом» второго за наше отсутствие происшествия.