По дуге большого круга - [3]

Русские названия появлялись, начиная со второй половины XIX века, после окончательного вхождения Приамурья в состав России и интенсивного переселения на Амур крестьян из западных районов России.

Первыми населенными пунктами в Амурской области были казачьи станицы на левом берегу Амура, основанные в 1857 и 1858 годах.

Крестьянские же селения в конце XIX – начале XX века возникали в стороне от реки, в южной части области с наиболее плодородными почвами.

Вырастая на новых местах, селения получали названия по имени или фамилиям первых переселенцев. Так получило свое название и село Антоновка, основанное в 1902 году и названное по фамилии первого переселенца Петра Антонова, поставившего свой дом на правом берегу реки Райчиха. Вначале поселение называлось Увальное и только тогда, когда появилось уже несколько дворов и жители привыкли считать дома, как «вправо или влево от Антонова», деревня стала Антоновкой.

Материальное положение переселенцев было незавидное. Все надежды возлагались на ссудную помощь. В то время размер ссуды на хозяйственное устройство для переселенцев в Амурскую область устанавливался в размере 200 рублей.

Конечно, эта сумма была недостаточной.

Отец с Иваном еще в дороге подсчитали, что на устройство хозяйства и приобретение инвентаря нужно ни много ни мало 745 рубликов.

В эту сумму входили: дом из бесплатного лесного материала при постройке собственными силами – 150 рублей; три лошади – 300 рублей; упряжь к ним – 100 рублей; плуг – 60 рублей; две бороны – 10 рублей; телега и сани – 40 рублей; короба – 70 рублей; инвентарь – 15 рублей.

Отец полез чесать затылок, а Иван только покрутил головой.

– Ничего, Ваня, как-нибудь справимся, – сказал отец и хитро подмигнул сыну, – возьмем ссуду, если что…

А Иван вспомнил, как перед самым отъездом из Ходыванцев мужики собрались во дворе хаты одного из переселенцев. Они окружили стол, на котором был расстелен лист грубой бумаги, и, примолкнув, внимательно что-то рассматривали. Протиснувшись поближе к столу, Иван увидел самодельную карту, точнее, схему, где были без всякого масштаба изображены города, через которые они собирались ехать к месту назначения.

– Кака крива оглобля, – хмыкнул кто-то из мужиков. – Так шо, по такой кривулине и ехать будем?

– Получается, по дуге большого круга, – попытался подвести итог разговору самый грамотный из собравшихся, хотя и самый молодой, Иван Потопяк. Отец было цыкнул на него, но мужики загудели:

– А и впрямь как по дуге…

– Ага, вон она кака жизнь – как коромысло: на одном конце Ходыванцы, а на другом – даже и не знамо что…

Мужики замолчали, пригорюнившись, и стали расходиться по домам.

…Избу Потопяки срубили к концу осени. К этому времени поспели и все другие семьи переселенцев. Так что в зиму вошли в своих собственных хатах. Конечно, работать приходилось не только в световой день, но зачастую и ночью, пока сон не сваливал работников тут же возле сруба на уже пожухлую траву. По утрам отец будил Ивана с братом:

– Вставайте, хлопцы! Торопиться треба. Вже скоро снег лягет, а у нас еще и крыша не накрыта.

Облившись холодной водой, чтобы прогнать остатки сна, братья брались за топоры. Работать под палящим солнцем было до одурения тяжело. Уже через час перед глазами все плыло, мелькали черные мушки, одежда напитывалась соленым потом, ее прокусывали оводы и слепни, тучей кружившие вокруг работников, корчевавших пни или отесывающих стволы только что поваленных деревьев.

Для выросших в безлесных местах Люблинской губернии переселенцев амурская тайга была в диковинку. Не умели они охотиться ни на зверье, ни на «дикоросы»: так называли старожилы дикий виноград, кишмиш, лимонник, грибы и прочие дары природы.

Лишь только через несколько лет, присмотревшись к корейцам и китайцам, как к местным, так и забредающим в поисках тех же дикоросов, начали они постигать «науку тайги».

Несмотря на поистине дикую усталость после работы по постройке домов, Иван, как и другие парубки из семей переселенцев, все-таки находили время, чтобы встречаться с девчатами.

Молодость брала свое. Парни и девушки колготились на окраине села до утренней зари, потом пару часов короткого без сновидений сна и снова за работу.

Иван не сводил глаз со своей Ксении, с трудом дожидаясь мгновений, когда они оставались вдвоем.

Ксения не позволяла Ивану никаких вольностей, и он частенько потирал щеки, на которых отпечатывался след от оплеух, которые щедро влепляла ему подружка своей маленькой, но сильной ладошкой.

Ксения была на три года младше Ивана. В свои шестнадцать лет она выглядела вполне сформировавшейся девушкой. Зеленоглазая, с темно-русой косой до пояса, невысокая, но ладно скроенная, она не раз ловила на себе заинтересованные взгляды парней.

Однако Иван не позволял никому из парубков ни на один шаг приближаться к своей Ксюше.

Свадьбу сыграли в годовщину прибытия переселенцев в Антоновку. Была она скромной, «по достатку», как говаривали в семьях новобрачных. Через положенное время Ксения принесла первенца – горластую девочку, получившую имя Александра. Иван очень хотел мальчика, но раз так получилось, то пусть хоть имя будет мальчишечье, настаивал на своем глава молодой семьи.