По другую сторону холма - [134]

Именно после этого совещания Гитлер разрешил использовать дивизии из резерва ОКВ, на чем настаивал Рундштедт. Возможно, их бы выделили еще и раньше, если бы Роммель присутствовал в Нормандии. Как сказал Блюментритт: «Роммель всегда поддерживал тесные связи с офицерами верховного главнокомандования вермахта и часто сам разговаривал с Гитлером по телефону, чего никогда не делал Рундштедт. Роммель находился в ставке фюрера в самом начале войны и знал, как все там устроено».

Но утром 5 июня Роммель покинул свой штаб и отправился в Германию. Блюментритт прокомментировал это так: «В ОКВ Роммелю „негласно“ разрешили уехать на день рождения жены. Его дом находился недалеко от Ульма на Дунае, и он поехал туда на автомобиле. Главнокомандующий войск на Западе должен был знать об этом». Но Шпейдель утверждал, что Роммель намеревался на следующий день встретиться с Гитлером. «Он поехал на автомобиле, потому что военному руководству запрещалось летать на самолетах из-за угрозы вражеской авиации». В седьмом часу утра 6 июня Шпейдель связался с Роммелем по телефону и сообщил о начале вторжения. Роммель сразу же отправился обратно в Нормандию и прибыл в свой штаб ближе к вечеру. Трудно сказать, как повлияло его отсутствие в первые двенадцать часов вторжения. Меры по противодействию были предусмотрены заранее и выполнялись в должном порядке. Хотя, вероятно, он бы мог повлиять на ход событий благодаря своим личным связям.

В тот день это был не единственный сбой в структуре управления. Между Канном и Фалезом располагалась 21-я танковая дивизия, единственная на том участке. Ее командир Фейхтингер вскоре после полуночи получил известия о высадке воздушного десанта под Канном. Но никаких приказов не получал вплоть до 7 часов утра, да и то ему просто сообщили, что его дивизия поступает в распоряжение 7-й армии. (Гейр фон Швеппенбург утверждал, что начиная с 02:15 начальник штаба 7-й армии «неоднократно отсылал просьбы, чтобы танковой дивизии позволили вступить в бой»).

За полтора часа до этого Фейхтингер по собственной инициативе решил выступить по восточному берегу Орна и атаковать воздушный десант. Незадолго до 10 часов утра ему сообщили, что дивизию передают под командование 84-го корпуса, удерживавшего прибрежный сектор. Тогда-то он и получил свой первый оперативный приказ — нанести удар по английским войскам, высадившимся с моря на западном берегу Орна. (Гейр фон Швеппенбург говорил, что этот приказ поступил из штаба 84-го корпуса вопреки намерениям штаба 7-й армии.) Это означало, что ему нужно прервать атаку на воздушный десант (британская 6-я воздушно-десантная дивизия) и пересечь реку. Его вмешательство остановило наступление союзников на Канн (силами 3-й британской и 3-й канадской дивизий), но при этом был упущен шанс разрушить плацдарм к востоку от Орна.

Несмотря на то что на отдельных участках немецкие танки прорвались к самому берегу, союзники уже к полудню утвердились на нем слишком прочно, чтобы позволить немцам загнать их обратно в море. Танковый удар был предпринят слишком поздно, да и масштабы его были невелики. Передовые части 12-й танковой дивизии СС начали подтягиваться к месту сражений поздно ночью, а на следующий день возникли перебои с топливом. Учебная танковая дивизия прибыла лишь 8 июня. Так пропали три самых важных дня. После этого три танковые дивизии, а также дивизии, следовавшие за ними, распылили свои силы в попытках закрыть бреши, оставленные изрядно потрепанными пехотными дивизиями.

Если бы три танковые дивизии находились неподалеку от места событий в первый же день, то, пожалуй, могли бы занять плацдармы воздушного десанта к западу и к востоку от Орна. Для немцев это оставался единственный шанс отразить вторжение. Сейчас, глядя назад, понимаешь, что какую-то надежду им давал только план Роммеля, будь он претворен в жизнь полностью.

Я спросил у Рундштедта, надеялся ли он разгромить армию вторжения после высадки. Он ответил: «После первых нескольких дней нет. Авиация союзников парализовала движение наших войск в течение дня и сделала его чрезвычайно затруднительным ночью. Их самолеты разбомбили мосты не только через Сену, но и через Луару, закрыв, таким образом, целый район. Все эти факторы сделали невозможной концентрацию резервов. Войскам требовалось в три-четыре раза больше времени, чтобы добраться до фронта, чем мы рассчитывали».

Потом он добавил: «Помимо вмешательства авиации основным фактором, сдерживавшим наш контрудар, стал огонь ваших боевых кораблей. Возможности флота в этом смысле стали для нас неприятным сюрпризом». Блюментритт заметил, что офицеры сухопутных сил, допрашивавшие его после войны, судя по всему, не осознавали, какой потрясающий эффект имел обстрел с моря.

Существовала еще одна причина задержки решающего контрудара. Блюментритт и Рундштедт утверждали, что недели через две после вторжения они пришли к выводу, что другой высадки, ожидаемой к востоку от Сены, не будет, но в ставке Гитлера продолжали ее ждать и потому крайне неохотно давали разрешение на перевод резервов из района Кале в Нормандию. Не позволяли им и производить перегруппировку сил в самой Нормандии. «В отчаянии фельдмаршал фон Рундштедт обратился к Гитлеру с просьбой прибыть во Францию для беседы. Вместе с Роммелем он 17 июня отправился на встречу с Гитлером в Суассон, чтобы заставить фюрера понять, что происходит. Хотя Канн и Сен-Ло, ключевые пункты в Нормандии, еще находились в наших руках, представлялось очевидным, что их не удастся удержать долго. Два фельдмаршала теперь были единодушны в убеждении, что единственным шагом, который может спасти ситуацию и не довести до всеобщего отступления (они понимали, что Гитлер ни за что не позволит отступить), был вывод войск из Канна. Они считали, что пехоту можно оставить удерживать позиции на Орне, а танковые дивизии вывести для реорганизации и ремонта. Они намеревались использовать танки для мощного контрудара против американцев на Шербурском полуострове.