По дорогам войны - [10]

Шрифт
Интервал

По сигналу мы остановились и опять легли на землю. Наш проводник пошел к венгерским пограничникам обсудить условия перехода.

- Они требуют побольше денег и самогону, - сообщил он, вернувшись. Мы дали деньги и самогон. Чуть позже за нами пришел венгерский солдат. Одна только Франтишка знала венгерский язык, и это спасло нас в ночной встрече у Сегеда.

Она тихо заговорила по-венгерски, и я видел, как солдат показал на какую-то темную дверь. Я сначала испугался, но это был обыкновенный хлев, маленький домашний хлев с подслеповатым оконцем. На соломе лежала корова. Хлев находился рядом с железнодорожным разъездом, который венгерские власти в 1939 году сделали станцией, где останавливались и скорые поезда.

Это тепло и этот запах! Мы расположились на пахучем сене и отдали себя в руки судьбы. Оставалось только ждать. Ждать прихода поезда, ждать нашего часа и, наконец, ждать всего того, что случится потом. Было тихо. Корова несколько раз глубоко вздохнула, лениво пожевала. Хрустнула под ее ногами солома, что-то прошелестело в углу.

Перед моими глазами пронеслось все, что случилось в эти последние часы. "У меня замечательные ребята, - с гордостью подумал я, - держались они превосходно. Это не ерунда - в тридцатиградусный мороз, глубокой ночью пройти не один десяток километров, ползти по промерзшему полю, подолгу лежать в снегу, продираться сквозь колючий кустарник... И все это без плача и жалоб..."

Кто-то резко рванул дверь хлева. На пороге появился незнакомый мужчина. Свет лампы прошелся по спящим фигурам и остановился на Франтишке, которая держала на руках Милана. Мужчина пробормотал что-то похожее на "ага". Это могло быть и удивлением, а могло и означать: "Ну что, пташечки, попались?" Дверь захлопнулась, и снова стало темно. Никто не произнес ни слова. Все чего-то ждали. В ту минуту, когда мужчина осветил лампой хлев, я не увидел Фреда. Потом я нашел его. Глубоко зарывшись в сено, он крепко спал.

Через несколько минут дверь снова отворилась, и тот же мужчина, поприветствовав нас с порога, подтолкнул в хлев еще двоих. Нас стало восемь.

- Не бойтесь, - сказал он, - я здешний, федымешский священник, - и снова исчез. Позже мы с ним однажды встретились в Англии. Михалец, войсковой священник, рассказал нам, как его чуть было не схватили немцы во время ночной переправы и как ему пришлось бежать через границу - без вещей, без денег. В этом наши судьбы оказались схожими.

Около половины шестого должен был проследовать скорый поезд Братислава - Будапешт. Мы вышли из хлева. Мороз обжигал лицо. Мы прыгали, бегали наперегонки, пытаясь хоть как-то согреться. Чтобы развлечь детей, я предложил сыграть в индейцев. Как заправский следопыт, я приложил ухо к рельсу, чтобы послушать, не идет ли поезд, но ухо тут же примерзло к холодному металлу. Пришлось отдирать его с кожей.

Наконец вдали показались огни поезда. Мы сели в вагон и двинулись в Будапешт, навстречу неизвестности.

Так, на пути к свободе, мы пересекли границу еще одной страны. Оставалась третья - югославская граница. В осведомленных пражских кругах говорили, что пересечь югославскую границу - все равно что прогуляться.

Что ж, посмотрим!

Безвыходное положение

В хорошо натопленном вагоне мы ехали вдоль излучины Дуная, через Нове-Замки и Паркань, на юг к Будапешту. Мы находились на территории той части Словакии, которая была аннексирована Венгрией и где господствовала военно-бюрократическая плутократия в лице самой страшной своей разновидности - фашистской псевдоинтеллигенции. Здесь возбуждать малейшее подозрение по поводу нашего происхождения было рискованно. Я слышал еще в Праге, что на венгерской территории снимают с поездов и ловят на вокзалах всех тех, кто не знает языка, кто кажется подозрительным. Счастье, что жена в совершенстве владела венгерским. Зато я не знал ни слова. Чтобы как-то обезопасить себя, мы решили действовать следующим образом. В случае когда необходимо будет что-то сказать, Франтишка начнет говорить по-венгерски, а я по ее знаку поддержу беседу, вставляя "да" или "нет" по-венгерски. Это было все, на что я был способен. Лучше всего, конечно, было молчать и делать вид будто спишь. Так мы и поступали.

Нас, однако, подстерегала другая опасность, против которой мы оказались бессильны. Отогревшись в теплом вагоне, Милан вот-вот готов был уснуть. Голова его клонилась набок, глаза закрывались, но, прежде чем он окончательно заснул, я прошептал ему на ухо:

- Когда ты утром проснешься, вокруг нас будут находиться очень плохие, злые люди. Если ты заговоришь, они заберут меня и маму, а ты останешься один. Ни о чем не говори!

Милан сонным голосом невнятно пробормотал:

- Я не буду говорить.

Я не очень-то верил, что мои слова дошли до его сознания и утром он не преподнесет нам сюрприза, поэтому все повторял:

- Не надо ни о чем говорить!

Наконец сон одолел малыша. Неожиданно к нам подошел проводник-венгр. Подсев к Франтишке, он стал расспрашивать, откуда мы, не заболел ли наш ребенок и куда держим путь. Франтишке чудом удалось отвлечь въедливого проводника от столь опасного для нас разговора. Видимо удовлетворенный тем, что наплела ему Франтишка, он встал и отошел в сторону. Я делал вид будто сплю. Так было безопаснее. Через полуприкрытые веки я видел, что проводник продолжал наблюдать за нами. Может, его насторожил слишком правильный венгерский, на котором изъяснялась моя жена?


Рекомендуем почитать
Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.