По дикому Курдистану - [108]

– Хамдульиллах! – воскликнул он. – Слава Аллаху, давшему мне возможность снова тебя увидеть! Именно он позволил тебе уйти от этих несториан. Но, – прибавил он испуганно, – ты что, убежал из плена без своего коня?

Это казалось ему невероятным, поэтому я сразу же его успокоил:

– Я вообще не убегал, и конь по-прежнему принадлежит мне. Сейчас он под присмотром хаджи Халефа Омара, на которого, как ты знаешь, я могу положиться.

– Ты разве не убегал? – удивленно переспросил он.

– Нет. Я пришел как посланник бея Гумри и мелека Лизана. Кто здесь командир?

– Это я, – услышал я глухой голос.

Я повернулся и внимательно посмотрел на этого человека. Он был очень высокий и чрезвычайно худой, сидел на крепко сбитой лохматой лошадке, взнузданной упряжью только лишь из пальмовых волокон. На его голове сидел чудовищных размеров тюрбан, а на лице красовалась такая густая и жесткая борода, что были видны лишь нос и глаза, изучавшие меня пытливо.

– Ты – раис Далаши? – спросил я его.

– Да. А кто ты?

Вместо меня ответил Мохаммед Эмин:

– Это – эмир Кара бен Немси, о котором я тебе уже рассказывал.

Курд снова на меня уставился, и мне сразу показалось, будто он уже все про меня знает. Раис сказал:

– Хорошо, он позже все нам сообщит, сейчас же пусть присоединяется к нам. Вперед!

– Подожди, мне нужно с тобой поговорить, – попросил я.

– Молчи! – набросился он на меня. – Я главнокомандующий, и все, что я скажу, должно выполняться без пререканий. Говорят женщины, мужчины же – действуют. Не время сейчас для беседы!

Нет, я не привык, чтобы со мною говорили таким тоном. Мохаммед Эмин подал мне подбадривающий знак рукой. И когда раис отъехал на несколько шагов, я, подскочив к нему, схватил его лошадь за поводья.

– Стоять! Я – посланник бея! – предупредил я его строгим голосом.

Я всегда считал, что бесстрашный характер, подкрепленный ловкостью и силой, импонирует этим полудиким людям. Здесь же, очевидно, я просчитался; раис поднял кулак и пригрозил:

– А ну, прочь от моего коня, иначе получишь!

Я осознавал, что если хотя бы в малой степени дам себя запугать, то моя миссия не осуществится. Поэтому я отпустил свою лошадь, но, продолжая удерживать его коня за уздечку, ответил:

– Теперь я замещаю бея Гумри и я отдаю команды; ты же не кто иной, как лишь ничтожный деревенский староста, который должен мне беспрекословно подчиняться. Слезай с коня!

Он рванул с плеча ружье, схватил его за ствол и взмахнул им.

– Я расколю тебе голову, дурак! – заревел он.

– Попробуй. Но сперва ты подчинишься! – отвечал я смеясь и, быстро рванув лошадь за узду, поднял ее на дыбы и с такой силой ударил ее в брюхо, что та снова испуганно вскинулась вверх. Староста вылетел из седла. Прежде чем он поднялся, я вырвал у него из рук ружье и нож и уже спокойно мог ждать нападения.

– Пес! – заорал он, вскакивая на ноги и бросаясь на меня. – Я тебя уничтожу!

Раис подскочил ко мне, но ударом ноги я снова опрокинул его на землю. Схватив его ружье, я прицелился.

– Не приближайся ко мне, а то выстрелю!

Он встал на ноги, держась за живот, куда я его ударил, и смотрел на меня разъяренно, но снова нападать не осмелился.

– Отдай мне оружие! – прорычал он мне с угрозой.

– Только после того, как я с тобой поговорю!

– Обойдешься, мне этого вообще не надо!

– А мне надо! Я привык, чтобы ко мне прислушивались, запомни, начальник!

– Я не начальник, я раис, незанум!

События разворачивались молниеносно, но на нашу потасовку уже обратили внимание все подходившие курды, окружившие нас густой толпой. Одного взгляда было мне достаточно, чтобы понять – ни один из них не намерен вступать в разборку, предварительно не разобравшись, в чем вообще дело. Поэтому я смело отвечал:

– Ты не раис и не незанум; ты даже не свободный курд, как эти храбрые мужчины, которыми ты хочешь командовать.

– Докажи это! – вскричал он, кипя от гнева.

– Ты – староста Далаши. А эта деревня и еще шесть поселений принадлежат стране Халь, которая платит дань наместнику Амадии и, значит, подчинена мосульскому паше, а также стамбульскому падишаху. Староста деревни, собирающий дань для падишаха, – не свободный незанум, а турецкий начальник. Если меня оскорбляет свободный и храбрый курд, то я с оружием в руках требую от него ответа, потому что он сын человека, не склоняющего голову ни перед кем. Если же турецкий староста, являющийся слугой мутасаррыфа, осмелится назвать меня псом, то я сброшу его с лошади и поставлю ногу на грудь, чтобы он покорился! Скажите, люди, кто же назначил сборщика дани из турецкой деревушки предводителем знаменитых курдов-бервари?

Толпа громко загудела, и вскоре кто-то невидимый отвечал:

– Он самозванец.

Я повернулся лицом к говорящему.

– Ты меня знаешь?

– Да, эмир. Большинство из нас знают тебя.

– Тогда тебе должно быть известно, что я друг и гость бея!

– Мы это знаем!

– Теперь ответь мне: разве среди бервари не было ни одного, кто был бы более достойным претендентом на этот пост?

– Их было много, – гордо ответил мой собеседник, – но этот человек, которого ты зовешь начальником, часто бывает в Гумри. Он сильный человек, и поскольку он находится в кровной вражде с мелеком Лизана, то мы не хотели терять понапрасну время на долгие выборы. И передали ему полномочия.