По большому счету - [5]

В пылу политической борьбы у Ельцина не было времени размышлять, кто именно будет главой Госбанка. «Матюхин так Матюхин», – сказал он Хасбулатову.

Матюхин не просто имел репутацию человека, разбирающегося в финансах, – он был модным преподавателем, читал лекции в Академии Внешней торговли СССР. Он не зацикливался, как многие его коллеги, на достижениях советской экономики, а рассказывал, как работает экономика на Западе. В советское время его называли ревизионистом – человеком, подвергающим сомнению постулаты теории Карла Маркса, которая в Советском Союзе была сродни священной заповеди. Матюхин смог завоевать авторитет не только среди студентов, но и среди финансистов Госбанка, особенно после защиты докторской диссертации о проблемах кредитных денег при капитализме. Хасбулатову казалось, что именно такой глава Центробанку и нужен: современный, будто несоветский.

Матюхин и выглядел по-иностранному: холеный, всегда в хороших костюмах. Казалось, что менял галстуки каждый день. Прямо-таки советский денди финансового мира. Свободно говорил на двух языках – английском и испанском, а значит, мог договариваться о международной помощи.

Улыбчивый Матюхин, степенный и уверенный в себе, нравился почти всем. Мало кто знал, что нравиться окружающим – не природный дар, а натренированный в разведшколе КГБ навык. Разведчику положено быть приятным в общении и уметь очаровывать собеседника за несколько минут. Матюхин, несколько лет проработавший в Первом главном разведывательном управлении КГБ, освоил эту науку на отлично. Правда, пошпионить вдосталь ему не удалось, потому что еще в 1967 году его, как советского разведчика, выдворили из Уругвая. Впрочем, польза от той командировки все-таки была: Матюхин улучшил знание английского языка, занимаясь на курсах американских мормонов[4].

– Ельцин согласен. Давай работать. – Хасбулатов сказал это Матюхину по телефону сухо и деловито.

– Давай. – Матюхин ответил буднично, будто в его жизни ничего не изменилось. Как дальше действовать, он не совсем понимал. Надеялся: время подскажет.

Вышло очень по-советски: создателем важнейшего финансового института страны – Центробанка России – стал профессиональный разведчик.

Холодный прием

Летний зной пробирался в актовый зал сквозь большие окна. Будто специально депутаты с Матюхиным оказались в середине большого солнечного пятна. На них смотрели сотни глаз сотрудников российской конторы Госбанка СССР, по большей части женщин.

Стихийное собрание прошло в зале, который к моменту выступления Матюхина заполнился до отказа. Собралось человек триста – триста пятьдесят. Всем хотелось знать, какими будут новые порядки, как республиканская контора может стать главной. Люди, всегда исполнявшие указания и поручения сверху, были обескуражены. Бочаров, как глава Высшего экономического совета Верховного Совета РСФСР, решил начать.

– Товарищи! – Немного запнулся, смутившись, что получилось как-то по-советски, и через пятисекундную паузу повторил: – Товарищи финансисты, согласно решению Верховного Совета, у Российской Федерации должен быть собственный государственный банк. Создан этот банк будет не на пустом месте, а на месте уже существующего банка – российской конторы Госбанка. Логично ведь, что это как раз ваш банк.

Он прервался, ожидая поддержки зала, но царила тишина. Депутату Верховного Совета, привыкшему к ежедневным дискуссиям банкиры показались равнодушными и холодными.

Бочаров повторил фразу в форме вопроса:

– Логично же, что это будет ваш банк?

Глухое молчание.

– В общем, так. Георгий Гаврилович утвержден Президиумом Верховного Совета РСФСР, он будет возглавлять Госбанк России. Прошу любить и жаловать.

Послышались редкие хлопки, но вскоре стыдливо оборвались. Бочаров был рад передать слово Матюхину: мол, пусть сам налаживает контакт с аудиторией.

Матюхин громко произнес:

– Наша российская контора больше не будет зависеть от Госбанка СССР. С этого момента вы подчиняетесь только инструкциям Госбанка РСФСР, а инструкции Госбанка СССР можете спокойно откладывать в сторону.

Сотрудники уныло переглянулись: какой-то тупик.

Матюхин понимал: это наглость по отношению к Госбанку Советского Союза, но как иначе начать новую жизнь? Только с чистого листа.

В задних рядах кто-то поднял руку и выкрикнул глухим голосом:

– А что мы будем делать?

Матюхин не стал лукавить:

– Мы сами не знаем, что нам нужно делать. Будем думать.

Он медленно обвел взглядом всех сидящих и стоящих в зале. Поддержки не нашел. Улыбнулся для смелости.

Зал даже не роптал. Работники Госбанка так и сидели в полной тишине. Будущее оптимизма не внушало. Люди, привыкшие точно и быстро исполнять инструкции, ни на каплю не заразились от захватчиков энтузиазмом к переменам.

Олег Тарасов, теперь уже бывший руководитель российской конторы СССР, ждать окончания встречи не стал. Он даже на нее не пошел. Тарасов не собирался сдавать дела, передавать активы. Пока сотрудники банка пытались понять, что происходит, сгрудившись в актовом зале и слушая Матюхина, Тарасов бросил контору. Встал из-за стола, спустился на лифте, буднично махнул милиционеру рукой и вышел из здания.