Плюс жизнь - [4]
Я и по сей день молчу про свой диагноз. Нет, не то чтобы я хотел каждому встречному о нем рассказать, просто как бывает: пью, например, в универе утреннюю таблетку, а у меня спрашивают: это что? И мне каждый раз врать, что это витамины? Пожизненные такие…
Или ещё, ну, это уже лирика. Выпиваю, скажем, на пару с другом бутылку-другую вина или пива бутылки три. И тянет меня на философию. Вдруг становится страшно, что не сегодня так завтра вирус опоясает меня лишаем, обозначит мои лимфоузлы одутловатыми сливами, наградит несбиваемой температурой месяца так на два… Я знаю, как работают мои таблетки и понимаю, что эти страхи беспричинны. Но болезнь, как ни крути, полностью вылечить нельзя. Рассказать о том, что на душе — необходимо, но раскрыться страшно. Велик риск, что собеседник натянет на себя накрахмаленную маску — нет, не ту, что носила моя бабушка, — а метафорическую, ментальную, и я в эту секунду погибну для него, а он — для меня…
Итак, Рома был единственным человеком в моём окружении, которому я, собственно, как-то за пивом и сообщил:
— Знаешь, а у меня ВИЧ.
Он чуть не упал с трубы, на которой мы, будто гопники, а не студенты приличного вуза, сидели тем сентябрьским полднем.
— Ну, она хоть красивая была? — попытался пошутить Рома.
— Кто? — не понял я.
— Ну, девчонка, от которой ты заразился…
— А, девчонка!.. Ну да, ничего такая. Ну, не сказал бы, что девчонка… Ей уже 25 было.
Рома присвистнул.
— Фига ты, Лео. Честно, вот никогда бы не подумал, что ты способен с такой опытной…
Я ржу:
— Меня заразила моя мать. Скорее всего, это произошло во время родов.
— Извини… Блин, я, к сожалению, мало знаю о ВИЧ, — смутился Рома. — Как тебя поддержать?
— Всё нормально, — ответил я. — Я этого вируса и не ощущаю… Просто захотелось сказать…
— Вечером будешь? — перевел тему Рома.
— Где?
— Где, где?! Ну, мы же с тобой договаривались. В антикафе. Там сегодня «Прыщи и бёдра» выступают. Забыл, что ли?
Точно. Солистка «Прыщей и бёдер» (самокритичное название), филологическая студентка Диана, мне нравилась. Такая мягкая, полноватая флегма. Ей бы в библиотеке книги выдавать или в садике хороводы с детьми водить, но она, облачившись в рваную майку и наведя странный макияж, пела то, что сама определяла, как трип-хоп. В принципе это было стильно и довольно интересно. Я думал, что вот к ней-то можно было бы подкатить и предложить проводить её домой и все такое. Она внушала мне доверие. Хотя что я вам вру?.. Какое доверие? Не доверяю я никому.
Не доверяю и не верю. Но надеюсь. Я читал, что это всё потому, что мне ещё только восемнадцать…
Слово «хипстер» уже отмирает вместе с «Look at me», но околохипстерская мода остается. Эта одежда, эти тусовки, соответствующие фильтры в инстаграме…
Кирпично-красные узкие джинсы, чуть подвернутые, зеленая толстовка, кеды. В любую погоду кеды. Оголённые щиколотки.
Собственно, комплектов одежды у меня всего два — есть еще, наоборот, зеленые джинсы и красная толстовка (её особенно люблю — на ней нарисован Маяковский). Начну нормально зарабатывать — накуплю себе одежды. Стильные шмотки я обожаю, как бы говорю себе: «Ну и что, что у меня этот поганый вирус, зато я красивый, чёрт возьми!»…
Короче, раньше бы сказали, что тем вечером для антикафе я оделся, как пидор. А теперь так одевается каждый второй. Вдобавок я побрился налысо и художественно выбрил небольшую бородку. В то время как у моих сверстников только начинает появляться редкая растительность на щеках, я уже борюсь с серьёзной щетиной. На вид мне куда больше восемнадцати. Придётся жить экстерном, — сказал я зеркалу, когда это впервые обнаружил.
Это чёртово бритьё меня выбило из колеи. Я совершенно забыл о времени. На выступление я опоздал, и пения Дианы не услышал.
Открыв дверь в зал антикафе, я погрузился не в привычную, чуть натянутую псевдоинтеллектуальную атмосферу. У импровизированной сцены происходила настоящая драка. Как я понял через пару секунд — женская. Девчонка с дредами что есть сил лупасила солистку «Прыщей и бёдер». Та еле отбивалась, хоть и была выше и крупнее соперницы. Их пытались разнять, впрочем, как-то вяло: общеизвестно, что женские драки обладают особой сексуальностью и иной раз за ними приятно понаблюдать.
— Сука, чтоб ты сдохла, тварь! — лютовала девчонка с дредами. — Ты же мне нос сломала, уродина жирная!
Тут их, наконец, отлепили друг от друга.
— Вроде и правда нос сломан! — заключила подружка девчонки с дредами.
— Пропустите, я студент-медик, — соврал я, пробираясь через толпу к девчонке.
Рома уже занимался Дианой — я мельком увидел ее расцарапанное в кровь лицо.
На лице же девчонки с дредами крови не было, но нос сильно отек. Она уколола меня злым взглядом. На вид ей было лет шестнадцать.
Я осторожно дотронулся до ее лица. Пальцы мои были взволнованно мокрые. Не люблю, когда они такие.
— Ай, больно же, студент, — капризно простонала она.
— Нет никакого перелома, — диагностировал я. — Просто ушиб.
Я вытащил ее на улицу. Она была пьяна.
— Тебе сколько лет? — спросил я.
— Ой, только не надо вот этого, — отмахнулась она.
Её стошнило. Я протянул ей влажные салфетки и бутылку воды.
Десять лет назад жизнь Юли трагическим образом изменилась. Детство закончилось, наступили годы вранья и самоистязаний. «Сама виновата, с хорошими девочками не происходит плохих вещей, ты все придумала!» Но в этом году, собравшись вместе с родными за общим столом, Юля нашла в себе силы признаться, какой кошмар пережила дома у бабушки. Вот только поверят ли ее словам?«Я написала „Сестренку“, чтобы обнять всех, кто молчит. Всех таких „хороших“ или таких „плохих“ девочек, внутри которых слова. Слова, которые, возможно, они никогда не произнесут.
6 июня 2017 года, в день рождения Пушкина, на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены шесть лауреатов новой литературной премии для молодых писателей «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Кристины Гептинг, Евгении Некрасовой, Андрея Грачева и поэтов Владимира Косогова, Даны Курской, Григория Медведева.
Олег Васильевич Мальцев — мурманчанин. Работал на Шпицбергене, ходил на ледоколах в Арктику. Сейчас работает в Мурманском высшем инженерном морском училище. Первая его книга — «Движение к сердцу» вышла в нашем издательстве в 1977 году.
В книге собраны рассказы русских писателей о Семнадцатом годе – не календарной дате, а великом историческом событии, значение которого до конца не осмыслено и спустя столетие. Что это было – Великая Катастрофа, Великая Победа? Или ничего еще не кончилось, а у революции действительно нет конца, как пели в советской песне? Известные писатели и авторы, находящиеся в начале своего творческого пути, рисуют собственный Октябрь – неожиданный, непохожий на других, но всегда яркий и интересный.
«Книга эта — не мемуары. Скорее, она — опыт плебейской уличной критики. Причём улица, о которой идёт речь, — ночная, окраинная, безлюдная. В каком она городе? Не знаю. Как я на неё попал? Спешил на вокзал, чтобы умчаться от настигающих призраков в другой незнакомый город… В этой книге меня вели за руку два автора, которых я считаю — довольно самонадеянно — своими друзьями. Это — Варлам Шаламов и Джорджо Агамбен, поэт и философ. Они — наилучшие, надёжнейшие проводники, каких только можно представить.
Пикей, бедный художник, родился в семье неприкасаемых в маленькой деревне на востоке Индии. С самого детства он знал, что его ждет необычная судьба, голос оракула навсегда врезался в его память: «Ты женишься на девушке не из нашей деревни и даже не из нашей страны; она будет музыкантом, у нее будут собственные джунгли, рождена она под знаком Быка». Это удивительная история о том, как молодой индийский художник, вооруженный лишь горсткой кисточек и верой в пророчество, сел на подержанный велосипед и пересек всю Азию и Европу, чтобы найти женщину, которую любит.
«Звёздная болезнь…» — первый роман В. Б. Репина («Терра», Москва, 1998). Этот «нерусский» роман является предтечей целого явления в современной русской литературе, которое можно назвать «разгерметизацией» русской литературы, возвратом к универсальным истокам через слияние с общемировым литературным процессом. Роман повествует о судьбе французского адвоката русского происхождения, об эпохе заката «постиндустриальных» ценностей западноевропейского общества. Роман выдвигался на Букеровскую премию.