Плюс один - [64]

Стоило перестать принимать таблетки, и лишние килограммы просто растаяли, точно я стерла их 100 движениями своей экстражесткой мочалки. Без слоев жира, укутывавших меня, я острее чувствую и лучше слышу. Теперь, увидев себя в зеркале, я не ахаю от потрясения, а лишь испытываю приятное чувство узнавания. «Расслабься, – говорит мне отражение, – эта нога-рука-живот твои, а не пришельца из космоса. Можешь спать спокойно».

По правде говоря, вес исчез не сам по себе, я тоже приложила усилия. Я много хожу пешком: делаю сотни, тысячи шагов. В первое воскресенье августа на улице 8 градусов, хотя зима подходит к концу. Я прохожу пешком всю дорогу до Чапел-стрит и спускаюсь к реке. Потом поворачиваюсь и иду обратно. Считаю шаги на протяжении каждого квартала, на каждом пешеходном переходе, но не записываю их. В этом нет нужды. Это не мой район. В 12.08 вижу вдалеке высокого мужчину со светлыми волосами: он выходит из торгового центра, обнимая за плечи какую-то женщину. Но, присмотревшись, нахожу, что волосы его не так сильно вьются и плечи другой формы. Думаю о Николе, и мне становится легче. У него в жизни всё тоже сложилось не так, как он ожидал.

В сентябре 1902 года Уорденклифф поднялся над Лонг-Айлендом на немыслимую высоту в 180 футов. А ведь это была всего лишь вышка, без передатчика наверху. Никола планировал водрузить на вершину своей каркасной башни гигантский медный шар весом в 55 тонн, который стал бы передавать радиоволны и электричество через Атлантический океан. Но возникло одно затруднение: все деньги Моргана были уже потрачены. Я иду по Чапел-стрит мимо людей, покупающих вещи и мечтающих лишь о том, чтобы иметь их как можно больше. Для Николы деньги, имущество и статус никогда не были важны. Он писал Моргану, умолял его, но тот не дал больше ни цента. Никола был в отчаянии, впал в депрессию и начал избегать старых друзей. Так закончился самый важный его проект. Я же свой еще даже не начинала.

Каждый день Ларри после школы заходит ко мне. Джил не против. Она не допытывается, чем мы занимаемся, не звонит и не спрашивает, всё ли в порядке. Мы же сидим за кухонным столом и обсуждаем девчонок из ее школы, болтаем о поп-культуре и о том, что все модные дизайнеры и стилисты, должно быть, ненавидят женщин. Ларри рассказывает, кто из мальчиков ей нравится, а кто нет, и сыплет названиями групп и именами телеведущих, о которых я даже не слышала. Иногда мы гуляем в парке или растягиваемся на диване и по очереди читаем друг другу «Шерлока Холмса».

Среда, время послеобеденное, середина августа, 11 градусов. 16.13. Мы на кухне готовим фиолетовые пирожные с изюмом. Идею с цветом подкинула Ларри.

– Не завела еще нового дружка? – спрашивает она.

– Жду, пока очередь из желающих под дверью станет чуть длиннее. Тогда пойду и куплю такой аппарат, что вызывает по номеркам, – ну знаешь, как в банке.

– Так, значит, с Шеймусом у вас не срастется?

– Шеймус – вчерашний день. Жаль, принц датский Фредерик уже занят.

Ларри опирается локтями о стол, подперев подбородок ладонями.

– А папа сказал, что только такая ненормальная, как ты, могла упустить такого парня, как Шеймус. Говорит, тебе никогда не найти такого.

Выливаю фиолетовое тесто в формочки для кексов.

– Так, значит… Что ж, ничего не поделаешь.

– И мне он нравился.

– Если съешь всё тесто, на пирожные не останется, – говорю я.

– Всё равно тесто вкуснее. – Она облизывает ложку, и на носу остается фиолетовая капля.

Обожаю свою новую работу. Надо было еще несколько лет назад этим заняться. Кто бы мог подумать, что стать полноценным членом общества так просто? В понедельник утром курьер в униформе приносит мне пахнущую новым картоном коробку, набитую бумагами – счета, чеки, таблицы. Каждая бумажка помещена в цветной конверт, подписанный аккуратным почерком. Черные квадратные буковки, приплюснутые снизу, точно их выводили по линеечке. Я сажусь за стол в рабочее кресло с поддержкой для спины (купила его по Интернету). Подключаюсь к центральной системе, нахожу свой номер и ввожу данные из каждой таблицы на соответствующую страницу. Мой новый утренний распорядок таков: начинаю в 8.30. Ровно в 10.30 или после того, как закончу 50 страниц (на выбор), иду в кафе и пью кофе с тортом. По пути считаю шаги. Снова начинаю работать в 11.15. После следующих 50 страниц или в 13.15 – обед. (Никаких больше сэндвичей с салатом, никаких подсчетов бобовых проростков – это не согласуется с моим новым стилем жизни: ценящей время, работающей девушки. Теперь я готовлю сэндвич так: сыр, ветчину и помидор кладу на хлеб из муки грубого помола. И никаких зерновых булочек! Только представьте себе все эти зерна!) Затем еще 2 часа или 50 страниц – и полдник.

Я считаю часы, считаю страницы – так и проходят рабочие дни. Большинство моих невидимых коллег (а может, конкурентов?) – или абсолютно некомпетентные, наполовину излечившиеся алкоголики, которые работают дома, потому что бутылка всегда под рукой, или отупевшие от безделья молодые мамаши, которые барабанят по клавишам и одновременно кормят грудью попискивающих младенцев, извивающихся, как ленточные черви. В примечательно короткий срок я становлюсь самым старым сотрудником фирмы по вводу данных. Мои пальцы летают над клавиатурой, словно руки Шопена над клавишами рояля, и я заканчиваю работу вдвое быстрее, чем среднестатистический сотрудник. Разумеется, без единой ошибки.